Игорь Гарин - Непризнанные гении

Но альтруистические побуждения, флагеллантство и самопожертвование молодого проповедника претят местным представителям церкви, увидевшим в них признаки фанатизма. По мнению миссионерского общества, Винсент понимал Библию чересчур буквально. Вскоре ему отказывают в должности. Весь следующий год Винсент борется теперь уже с собственной нищетой, у него нет денег даже на поездки и однажды, решив посетить дом любимого им художника Жюля Бретона, он прошел пешком 70 километров до Коуррьерес (Франция), чтобы увидеть Бретона. Однако по прибытии Винсент постеснялся постучать к художнику в дверь и, подавленный, вернулся в Бельгию.

То ли непонимание родителей, то ли неудачи в поисках новой работы, то ли на время прервавшаяся переписка с братом, служившая Винсенту громоотводом, то ли обретение подлинного призвания обращают все помыслы несостоявшегося кюре к живописи. Он вполне подготовлен к новой стезе: работа в художественных галереях «Гупиля», пребывание в главных музейных центрах Европы (Гаага, Лондон, Париж, Амстердам), даже его глубокая религиозность и сочувствие к отверженным отныне должны найти свое воплощение через художественное творчество. «Надо понять определяющее слово, содержащееся в шедеврах великих мастеров, — пишет он в письме к брату Тео, — и там окажется Бог».

После года нищенского существования в Боринаже Винсент направляется в Брюссель, для того чтобы начать обучаться живописи. В это время Винсент с энтузиазмом студента начал изучать колористику. Его попытка обучения в художественной школе была короткой и неплодотворой: глубинный нонконформизм и непримиримый характер не позволяли гению следовать мертвым канонам. Отныне он будет заниматься самоучительством, тщательно, картину за картиной, копируя с репродукций и гравюр произведения Жана Франсуа Милле, Оноре Домье, Рембрандта, Эжена Делакруа, Густава Доре, Хокусая и Хиросигэ. Его главными учебниками стали книги «Travaux de Champs» Жана Франсуа Милле и «Cours de dessin» Чарльза Бага, откуда он перерисовывал понравившиеся образцы. Тео был фактически единственным человеком, который тогда поддержал желание брата стать художником.

Кстати, Винсент продолжал копировать картины других художников практически до конца жизни. Но из-под его руки выходили не копии, а совершенно новые произведения с неповторимым почерком модерниста.

В 1881-м Винсент вернулся домой клянчить деньги у отца. В Эттене, где отец проповедывал в местной церкви, он жил до декабря 1881 года. Это был город рудокопов, и именно они стали его первым натурщиками — здесь Винсент рисовал бедняков за работой.

В это время его больше всего привлекает социальное искусство Жана Франсуа Милле и Жюля Бретона, реализм Барбизонской школы, а также творчество дальнего родственника матери Ван Гога Антона Мауве. Именно под руководством этого мастера Ван Гог создал в Эттене две первые живописные работы: «Натюрморт с капустой и деревянными башмаками» и «Натюрморт с пивным стаканом и фруктами» (1881).

Казалось бы, наконец художник обрел свою музу и его ждет светлое будущее, но именно в это время отношения с родителями резко ухудшились, а затем и вовсе прервались. Причиной тому стали его нонконформизм, бунтарский характер, нежелание приспосабливаться, а также новая, неуместная и неразделенная любовь.

На рождество 1881-го его ждал второй удар — вдова Кей Вос-Стриккер, кузина Винсента, приехавшая погостить в Эттен, разбила его сердце. 35-летняя Кей была дочерью священника Стриккера, который покровительствовал Винсенту в период его неудачной попытки овладеть латинским. Он влюбился в некрасивую женщину в черном, которая была к тому же на семь лет старше него. Но любовные излияния молодого человека вдова прервала коротким и бритвенным: «Нет, нет, никогда!». Винсент принял «никогда» за «может быть» и, разжившись деньгами у Тео, последовал за Кей в Амстердам в надежде разжалобить ее тоскующее сердце. Он проявил решительность в ухаживаниях и в присутствиии родителей возлюбленной сунул руку в огонь зажженной лампы, заявив, что не уберет ее, пока не «растопит ее сердца». Но отец Кей просто встал и задул огонь…

К этому можно добавить, что отец Кей настаивал на том, чтобы Ван Гог прекратил ухаживания за кузиной, забыл ее и взялся, наконец, за серьезную работу — родители Кей не желали, чтобы дочь встречалась с голодранцем…

Впрочем, Винсент недолго переживал свое поражение. После трехдневных страданий он уехал в Гаагу, сразу направившись в район красных фонарей. Здесь его ожидало знакомство с проституткой по кличке Син (полное имя Класина Мария Хоорник). Син была значительно старше Винсента, ее дочери уже исполнилось 5 лет, она вообще рано состарилась, но и в расцвете лет не отличалась красотой. Она ругалась, как сапожник, много пила, вела типичный образ жизни падшей женщины и ко всему сказанному носила под сердцем своего второго ребенка. Но всё это нимало не смутило Винсента: изможденное, моршинистое лицо и отвислые груди Син привлекали его больше длинных ног и дрожащих ресниц красавиц. Вы спросите — почему? Некоторые отвечают, что Винсент любил и рисовал увядших женщин. Но я думаю, дело состояло в том, что Син согласилась переехать к нему, Винсенту Ван Гогу, и этого было достаточно для того, чтобы он разделил с ней кров, постель и простил все ее прегрешения. Они прожили вместе следующие полтора года. Их отношения были довольно бурными из-за неустойчивых характеров обоих, а также из-за того, что они долго жили в абсолютной нищете.

Самое удивительное в этой любовной истории — то, что между категорическим отказом Кей и согласием Син прошла только… одна неделя. Винсент и Син жили на окраине Гааги на средства, присылаемые семьей. Теперь у него самого была семья, дом, жалкий скарб, но надолго ль?.. Из письма Винсента брату Тео, в котором он пытается объяснить свой поступок:

«Тогда я подумал: как мне хотелось бы, чтобы рядом была женщина. Я больше не мог жить без любви. Просто без женщины… И вот без долгих поисков я нашел, что искал. Она далеко не красива и не молода, в ней нет ничего особенного. Думаю, что я в какой-то мере возбудил твое любопытство. Она довольно высокая и крепко сложена, у нее не такие изящные ручки, как у Кей Вос, ведь ей приходится много работать. Но она не груба и не вульгарна, и в ней есть что-то очень женское.

И вот — уже не в первый раз — я не смог усмирить в себе влечение и симпатию к созданиям, которых священнослужители презирают и проклинают с высоты своих кафедр. Сам же я вовсе не осуждаю их. Подумай: мне тридцать лет: как же мне не испытывать потребности в любви?.. Эта женщина добра ко мне, очень добра, чрезвычайно мила и сердечна.

Я не только сочувствую… измученной проститутке — я испытываю симпатию к ней. Она — наша подруга и сестра, потому что, подобно нам, художникам, изгнана из общества и отвержена им».