Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

Фраза «extreme ways are back again» звучала как чествование того сияющего безумия, в которое превратилась моя жизнь. Но аккорды, лежащие в основе мелодии, были мрачными и печальными, они заставляли текст звучать как предупреждение. Я написал еще немного текста для куплетов, добавил оркестровые струнные, наложил простую басовую линию, и песня была закончена.

Но она не получилась. Я включил ее, и она зазвучала прекрасно, но оказалась слишком простой. Я всегда намеренно делал элементы музыкального сопровождения, привлекающие внимание, грубыми и материальными, но в этой песне такого не случилось. Пришлось включить синтезатор и сыграть поверх трека несколько аналоговых мелодий – эффект не был достигнут, все они звучали нелепо и приторно.

И тут я вспомнил о старом сэмплере Yamaha, с которым работал еще на первом своем концерте в 1990 году. В нем было несколько примечательных скрипичных сэмплов, и я надеялся, что они смогут придать треку интересное звучание.

Я включил сэмплер, вставил загрузочный диск и пять минут загружал сэмплы струнных инструментов. Неудивительно, что мне не нравился этот прибор – самый медленный, самый нелепый аппарат из тех, что у меня имелись. Не верилось, что я работал с ним на своем первом концерте [58] Здесь Моби упоминает свое первое концертное шоу в качестве диджея в клубе «Palladium», в начале которого оказалось, что сэмплы в сэмплер не загружены, и Моби пришлось на глазах у обозленной ожиданием публики загружать их заново. .

Пока сэмплы загружались, я пошел в уборную. В коридоре на полу сверкали золотые и платиновые диски. Play получил золото и платину в 25 странах, и с каждой неделей почетных наград в рамках становилось все больше. Я не знал, что с ними делать, и просто складывал их стопкой у стены в длинном коридоре.

Ни одна вечеринка, ни одна платиновая пластинка не доставляли мне такого удовольствия, как тот момент, когда создаваемая песня складывалась, становилась музыкальным произведением.

Сэмплы, наконец, загрузились. Я попробовал вставить их в начале песни, но ничего не получилось. Переключился на другую коллекцию, попробовал изменить тональность. И вдруг все сложилось! В нужной тональности струнные зазвучали разъяренно и угрожающе, словно злобные привидения!

Я добавил в трек этот жутковатый хук [59] Хук – часть песни, которая чем-то выделяется и особенно нравится слушателю. Как правило, обнаруживается в припеве. и прослушал запись. Новая аранжировка и струнные с измененной тональностью превратили непримечательную рок-композицию во что-то куда более грустное и мощное. Я ощутил цельность и значимость звучания. И радость свершения.

А потом подумал: почему бы не добавить немного общепринятого в сочинении песен? В треке было место для предприпева – место между куплетом и припевом.

– I would stand in line for this, there’s always room in life for this [60] Я встану за этим в очередь, в жизни всегда есть для этого место ( англ. ). , – пропел я поверх нисходящих гитарных аккордов. И после этого уже не пытался придумать что-то еще.

Откинувшись назад в хлипком кресле, я прослушал песню от начала до конца.

Моя ошеломляющая слава сделала меня счастливее, чем когда-либо. Я наслаждался ею, а заодно и алкоголем, и наркотиками, и беспорядочными связями. Но ни одна вечеринка, ни одна платиновая пластинка не доставляли мне такого удовольствия, как тот момент, когда создаваемая песня складывалась, становилась музыкальным произведением.

Создавать новую музыку было чудесно, зачастую я погружался в работу на много часов, не сознавая течения времени. Но вот это – остановиться и прослушать законченную песню – было для меня самым важным. Не только в работе, но и в жизни.

– Моби, ты знаком с Миком?

Я запил бокалом шампанского вторую дозу экстази, когда Ричард Брэнсон [61] Ричард Чарльз Николас Брэнсон – британский бизнесмен, один из самых богатых жителей Великобритании. представил меня Мику Джаггеру [62] Мик Джаггер – знаменитый вокалист группы The Rolling Stones. .

– Нет, – ответил я. – Мы никогда не встречались.

Я протянул руку; Мик пожал ее, разглядывая меня. На нем была розовая шелковая рубашка и темно-синий блейзер, и он был Миком Джаггером. Самый знаковый рок-музыкант стоял в нескольких дюймах от меня и вяло пожимал мне руку.

– Моби выпустил потрясный альбом Play , – сказал Ричард Брэнсон Мику. – Знаешь об этом?

– Да, я его слушал, – сухо сказал Мик, отпустив мою руку и глядя в сторону. Я стоял, смущаясь и размышляя, можно ли говорить с Миком на равных или же Ричард Брэнсон представил меня как забавного лысого молодого музыканта с хитовым альбомом.

– Ну, мне, похоже, пора потанцевать, – наконец собрался я. – Рад был познакомиться, Мик.

Но он не слышал. Он уже отвернулся и теперь был занят флиртом с высокой красивой амазонкой с платиновыми волосами – Софи Даль. Она немного писала книжки, немного снималась в кино, недолго работала фотомоделью, но знали ее в основном потому, что писатель Роальд Даль, автор одной из моих любимых в детстве книг «Джеймс и гигантский персик», приходился ей дедом. Она была почти на фут выше Мика и на сорок лет его младше, но он был неудержим, и, похоже, она сдавалась его напору.

В последнее время я употреблял по 10–15 порций алкоголя за вечер и принимал наркотик каждый раз, как оно попадало мне в руки.

Мой лейбл «V2» арендовал помещение старого банка и устроил вечеринку для группы The Black Crowes. Я провел на VIP-балкон нескольких друзей, и мы пили бесплатное шампанское, бутылку за бутылкой, и глотали наркотик. В последнее время я употреблял по 10–15 порций алкоголя за вечер и принимал экстази каждый раз, как оно попадало мне в руки. Мне пришло в голову назвать свою ежевечернюю дозу алкоголя и наркотиков «коктейль рок-звезды». Это две или три таблетки наркотика, бутылка шампанского и бутылка водки.

Я добрел до бара и попросил у бармена еще одну бутылку «Вдовы Клико».

– Целую бутылку? – спросил он.

– Все в порядке, – уверенно сказал я и добавил: – Тут звучит мой альбом.

Он протянул мне бутылку, а я вдруг увидел прекрасную женщину – высокую, статную, в изящном вечернем платье. Она стояла в одиночестве. У нее были длинные прямые светлые волосы. Казалось, они подсвечены солнцем, и, несомненно, ее голос звучал как пение птиц.

Я подошел к ней.

– Привет, – сказал я. – Вы прекраснейшая женщина на этой планете!

Она улыбнулась.

– А вы – Моби, и вы набрались!

– И это правда.

– У вас есть еще таблетки?

– Нет, – сказал я, погрустнев. Потом сообразил: – Но у моего друга Майкла есть!

Я взял ее за руку и повел мимо Мика Джаггера и Ричарда Брэнсона, мимо Курта Рассела в компании актрис Голди Хоун и Кейт Хадсон, мимо группы моделей и мимо сотрудников лейбла, пока, наконец, не нашел Майкла.