Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

Алекс стоял и беспомощно смотрел, как два бугая тащат меня вверх по лестнице и швыряют на тротуар. Мне хотелось поставить их на место, крикнув: «Вы знаете, кто я?» – как забытая всеми стареющая знаменитость, каковой я и являлся. Но они уже ушли внутрь, и я остался в одиночестве, лежа на тротуаре Стэнтон-стрит.

С огромным трудом я встал, в полной мере ощутив, насколько пьян. Мой дом находился всего в нескольких кварталах от меня. Поэтому я поплелся по Стэнтон-сити на запад. Пересекая Бауэри, я споткнулся на середине пешеходного перехода, упал и ободрал руки.

Подойдя к своему дому, я решил, что мне нужно послушать музыку и записать несколько идей для пластинки, над которой в последнее время работал. Я сел на тротуар, прислонившись спиной к кирпичной стене здания. Меня вырвало себе на колени. Я хотел войти в дом, привести себя в порядок, но подняться на ноги не смог.

Я лег на тротуар, покрытый собственной рвотой, и включил на телефоне песню Joy Division. Иэн Кертис запел, а я заплакал. Не тем тихим, сдавленным плачем, как раньше, когда с закрытыми глазами слушал «Going to California», а со всхлипываниями.

Услышав шаги прохожих, я отвернулся к стене, чтобы они не видели меня плачущим и перемазанным блевотиной.

Я поднес телефон к уху, Иэн Кертис пел мне из маленького динамика: «Мама, я пытался, поверь мне, я стараюсь изо всех сил, мне стыдно за то, через что мне пришлось пройти, мне стыдно за то, кто я».

Банкомат не выдал мне денег, потому что на моем счете было всего 18 долларов.

Возможно, эта бедность была наследственной. Я не знал никого из родственников, кто не был бы беден, не считая дедушки. Мои предки приплыли в Америку на «Мэйфлауэре» [215] «Мэйфлауэр» – английское торговое судно, которое в 1620 году доставило в Северную Америку англичан-переселенцев, основавших там первую британскую колонию, названную Плимутской. Это положило начало британской экспансии в Новом Свете и образованию Соединенных Штатов. , но никто из них не стал ни банкиром, ни губернатором. Теперь я отдавал должное своей наследственности – взрослый человек в 21 год с восемнадцатью долларами на счете. Было холодно, и начинался дождь. Шагая от банкомата к дариенскому вокзалу, я держал над головой газету.

Я начал работать диджеем в «Beat» в конце 1984 года. Том, один из владельцев бара, дал мне это место из жалости, потому что я посвящал «Beat» больше времени, чем любой из его штатных сотрудников. Сначала Том платил мне 20 долларов за работу диджеем с 10 вечера до 4 утра по ночам понедельников, но несколько недель назад меня повысили. Теперь я получал 25 долларов за ночь и выступал диджеем не только по понедельникам, но и по средам. Том также дал мне ключ от бара и предложил quid pro quo, «одно вместо другого»: если я буду чистить и обслуживать звуковое оборудование, он позволит мне хранить свои пластинки в диджейской кабине и разрешит практиковаться в диджействе днем.

До Порт-Честера было пять остановок по Северной линии. Чтобы не платить за проезд доллар с четвертью, мне нужно было всего лишь держаться подальше от кондуктора или прятаться в туалете. Местный поезд в середине дня был похож на лагерь беженцев – с измученными горничными, садовниками и, вероятно, безработными бедными белыми отбросами вроде меня. Все они сутулились и надеялись, что их не будут пристально разглядывать. Иногда я садился в поезд в час пик и сидел среди богатых деловых пассажиров, державшихся прямо и самоуверенно.

После того, как я бросил университет, это место стало моим вторым домом и убежищем.

Поезд въехал в Порт-Честер, я вышел из вагона на платформу – такую же мокрую и серую, как низкое небо над головой. Спустился по лестнице, прошел под старой металлической железнодорожной эстакадой и добрался до бара.

«Beat» был дешевым заведением с черным жестяным потолком и сколотой плиткой на полу. Его окружали сгоревшие дома, пустые парковки и бесхозные витрины. Внутри него, в зале, был длинный деревянный бар – с левой стороны, запачканные сигаретами панели – с правой и несколько старых столов и стульев. Когда новые владельцы, Том и Фред, приобрели «Beat», они добавили только маленький танцпол в глубине помещения и фанерную диджейскую кабину рядом с мужским туалетом. В помещении клуба пахло сигаретами, многолетней рвотой и пролитыми напитками. Но после того, как я бросил университет, это место стало моим вторым домом и убежищем.

Бар вмещал 45 человек, и все чудаки и недоучки, которые там ошивались, стали моей суррогатной семьей. Некоторые из завсегдатаев учились в художественной школе университета штата Нью-Йорк, расположенной в нескольких милях отсюда. Но большая часть обитателей бара нуждалась в сумрачном убежище, где можно было скрыться от нормального мира: музыканты, слишком стеснительные, чтобы выступать; художники, никогда не заканчивающие начатые картины; алкоголики и наркоманы, считавшие, что внешний мир причиняет им слишком сильную боль.

Помимо выступлений в «Beat» дважды в неделю, я также работал диджеем в клубе для всех возрастов под названием «The Café» – за 50 долларов в неделю.

Я, Аллард, Мелисса и Брок впервые выступили здесь две недели назад. Мы наконец-то определились с названием нашей группы – Caeli Train. Оно ничего не значило, но для наших коннектикутских ушей звучало чем-то смутно кельтским или шотландским. Оно вполне подошло бы группе бренда «Postcard Records». Мы установили все наше оборудование на крошечном танцполе перед фанерной будкой диджея. Все четверо были одеты в черное, а мы с Мелиссой надели еще и маленькие рыбацкие шапочки, как Ян МакКаллох и Родди Фрейм [216] Родди Фрейм – шотландский певец, музыкант, автор песен. на фотографиях. Пришли два десятка наших друзей, они вежливо хлопали в промежутках между нашими легкими альтернативно-роковыми песнями.

Мы закончили выступление, и я исполнил свой обычный диджейский сет вечера понедельника. Играя ремикс «Confusion» от New Order, я заметил, что он больше заинтересовал скромную аудиторию, чем любая песня нашей инди-роковой группы.

Помимо выступлений в «Beat» дважды в неделю, я также работал диджеем в клубе для всех возрастов под названием «The Café» – за 50 долларов в неделю. Поэтому и не понимал, почему у меня нет денег. Ведь мой заработок составлял сотню в неделю. Хоть я и давал маме некоторую сумму на продукты и коммунальные услуги, в банке должно было оставаться больше 18 долларов.

Я налил себе кока-колы из автомата с газировкой за стойкой бара и взял тряпки и чистящие средства, которыми протирал кабину диджея и звуковое оборудование. Тряпки почти сразу почернели, поскольку в кабине было полно пыли, пятен никотина, крысиного помета, а еще – невероятное количество дохлых тараканов. Уборка заняла полчаса, а потом я достал несколько своих хип-хоп-пластинок, чтобы попрактиковаться в диджействе.