Ричард Холл - Всё летит к чертям. Автобиография. Part 2 [litres]

Я страдал от похмелья тысячи и тысячи раз. В старших классах и колледже оно было несущественным – словно мягкий калифорнийский прибрежный туман, который рассеивается к полудню. В конце 1990-х и начале 2000-х годов похмелье казалось очаровательным и даже «литературным», чем-то связанным с героями-алкоголиками вроде Чарльза Буковски и Джона Чивера [229] Джон Уильям Чивер – американский писатель. . Но теперь я чувствовал, что отравляю свою ДНК. Теперь похмелье казалось неправильным. Причем слово «неправильное» следовало писать не строчными буквами, как оценивающее превышение скорости на несколько миль в час, а прописными – «НЕПРАВИЛЬНОЕ», – словно оно относилось к кормлению младенца бензином.

На вокзале я купил две бутылки воды и сел на поезд «Amtrak» до Пенсильванского вокзала. Первая поездка вышла спокойной и приятной, а теперь я страдал от похмелья, был одет в костюм гробовщика, прижимался всем телом к стене без окон и старался держаться как можно дальше от света. Я попытался отвлечься, читая газету, но не мог разобрать ни слова.

Я пил большую часть своих последних 33 лет – с тех пор, как мне исполнилось 10 лет в 1975 году.

Я был болен, я так устал. Опять. Я был болен, устал и страдал от похмелья большую часть прошедшей недели.

И предыдущей недели.

И месяца.

И года.

И многих лет.

Это был неумолимый, повторяющийся путь повреждений и тошноты, и я оказывался в таком положении всякий раз, когда пил. Я сбился со счета, считая попытки сократить потребление алкоголя, но каждый раз, когда пытался пить как нормальный человек, все заканчивалось тем же, чем и сейчас: я был болен, разрушен и хотел умереть.

Неделей раньше я пытался покончить с собой, завязав перед сном на голове полиэтиленовый пакет. Но, должно быть, мне помешали атавистические механизмы выживания. Я не помнил, как сорвал пакет с головы. Когда проснулся, он лежал рядом с подушкой.

Несмотря ни на что, я не хотел бросать пить и поэтому вспоминал те моменты в жизни, когда мог пить умеренно; искал доказательства, которые мог бы предъявить кому бы то ни было в пользу того, что я не алкоголик. И вспомнил: однажды в 1986 году я был на рождественской вечеринке и выпил там всего два бокала шампанского.

Я пил большую часть своих последних 33 лет – с тех пор, как мне исполнилось 10 лет в 1975 году. И мог вспомнить только один случай, когда смог употребить спиртное как нормальный человек.

Я не мог читать, поэтому достал CD-плеер и снова включил песню «Wait for Me». Вокал для демоверсии я записал сам, но понимал, что рано или поздно придется нанять для записи настоящего вокалиста [230] Вокал для альбомной версии трека исполнила Kelli Scarr, американская певица и автор песен. .

Песня закончилась, и я тихо заплакал.

Поезд въехал в Нью-Йорк, и я, спотыкаясь, пробрался сквозь флуоресцентный ужас Пенсильванского вокзала. Выйдя на улицу, увидел, что день был прекрасен: на небе ни облачка, октябрьский воздух теплый и чистый.

На такси я доехал до своей квартиры, бросил сумку и пошел в единственный известный мне зал, в котором проводились собрания АА. Он находился в здании, стоящем на пересечении Первой авеню и Первой улицы.

В прошлом году я несколько раз был на этих собраниях, но каждый раз убеждался, что на самом деле не страдаю алкогольной зависимостью. Те, кого я видел в зале, были сломлены. Они не могли управлять своей жизнью. Именно такие люди нуждались в странном и старом культе Билла Уилсона [232] Уильям Гриффит Уилсон – один из основателей первого сообщества Анонимных алкоголиков. .

Я всегда спотыкался о необходимость признания того, что я – алкоголик и что моя жизнь неуправляема. Я продал 20 000 000 пластинок и стоял на сцене перед миллионами людей. Я был знаком с главами государств и встречался с кинозвездами. Я работал вместе со своими кумирами, у меня были пентхаусы и недвижимость на океанском побережье, которую я даже ни разу не удосужился осмотреть. Поэтому мне было смешно: разве такая жизнь неуправляема?

Но нельзя было отвернуться и от других истин: я не мог сблизиться с женщиной, не испытывая изнурительных приступов паники; я не мог пойти в бар или клуб и выпить меньше 15 порций спиртного; большую часть прожитых дней я не мог встать с постели из-за похмелья и, ежедневно просыпаясь, был недоволен тем, что не умер во сне.

Наконец я признался себе: да, я не могу управлять своей жизнью.

Год назад на вечеринке я разговорился со старым популярным музыкантом, о котором всем было известно, что он трезвенник. Я страдал от похмелья, меня тошнило, а он был спокоен и раздражающе здоров.

– То есть, – спросил я, – вы ходите на собрания АА?

– В этом месяце будет двадцать лет. А что, вы считаете себя алкоголиком?

Во мне еще жила уверенность в том, что я – любитель алкоголя.

– Забавно вот что, – сказал он мне. – Считается, что быть алкоголиком – это значит пить. Это так, но в то же время и не так.

Я всегда спотыкался о необходимость признания того, что я – алкоголик и что моя жизнь неуправляема.

Я растерянно посмотрел на него. Мне хотелось сказать: «Конечно, быть алкоголиком – это значит пить. Что вы, вообще, черт возьми, имеете в виду?»

Он продолжал:

– До того, как я бросил пить, мне было страшно, и меня переполняла ненависть к себе. Очень сильная. Но после того как я протрезвел, узнал, что алкоголь – это только первый шаг. Дальше идет борьба со страхом и сломленностью, из-за которых и начинаешь пить. По сей день, называя себя алкоголиком, я имею в виду вот что: «Оставшись наедине с собой, я всего боюсь и хочу умереть».

Слов для ответа у меня не нашлось. Он улыбнулся и записал на салфетке свой номер телефона.

– Прости, что заболтал тебя, парень. Позвони, если вдруг захочешь прийти на встречу.

Мне было неудобно звонить ему, ведь я ходил на несколько собраний АА самостоятельно. И видел людей, сидевших, склонив головы, неспособных смотреть ни на что, кроме как на покрытие пола под ногами. Я был полон самодовольства и жалел их, сломленных. А теперь было 18 октября 2008 года, и я был одним из них: сидел на металлическом складном стуле на собрании анонимных алкоголиков и смотрел в деревянный пол. Мне хотелось поднять голову, увидеть других людей в комнате, но было слишком стыдно.