Георгий Санников - Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

По материалам МИД и ПГУ КГБ, с которыми я ознакомился перед выездом в Исландию, это была удивительная страна, отличающаяся от многих других регионов мира. И по своему географическому положению, и по природе, и по ландшафту, и по населению. Коренные жители острова — потомки древних скандинавов-норвежцев, заселивших эту землю более тысячи лет назад. Ведь это практически Заполярье, рядом Гренландия. Сам остров омывается теплым Гольфстримом. Еще не закончились тектонические процессы, сформировавшие эту землю. Частые землетрясения, к счастью, незначительной силы. Обилие термальных источников. Гейзеры. Лед и рядом огонь вулканических извержений. При подлете к острову я из иллюминатора самолета наблюдал фантастическую картину: клубящийся пар, вырывавшийся из океанской пучины. Это работал подводный вулкан. Это же зрелище потрясло меня еще больше в ночное время. Странности на этой, в общем-то, гостеприимной земле начались сразу же после приземления «боинга» в аэропорту Кефлявик. У исландской компании в то время было всего два таких воздушных лайнера — больше исландцам и не нужно было. Как только распахнулась дверь «боинга», в салон ворвался влажный воздух с сильным запахом сероводорода. Это был воздух Исландии. Родной воздух этой страны. Неприятный запах сероводорода — следствие многочисленных пробивающихся из-под земли воздушных струй от «дыхания» все еще клокочущих вулканов. К этому запаху быстро привыкаешь. Буквально через 15–20 минут я адаптировался и перестал замечать его. Вроде бы его и не было только что. Странно — но факт! Вторично я был «атакован» сероводородом, когда уже в гостинице Рейкьявика принимал горячий душ из термальной воды. И удивительно! Я перестал ощущать этот запах также через несколько минут. А своеобразие острова продолжало удивлять меня. Гостиница, в которую меня привез Хрячков, считалась весьма приличной и по исландским меркам тянула на четырехзвездочную европейско-скандинавскую. Здание, однако, выглядело более чем странно. Во-первых, сам дом был деревянным с небольшими окнами и имел всего два этажа. Наружные стены были обработаны пропиткой почти черного цвета с коричневатым отливом, что надежно защищало от воздействия постоянно дующих океанских ветров и притягивало солнечные лучи, что немаловажно при морском климате суровой Атлантики. Кстати, солнечных дней в Исландии предостаточно. Небо синее-синее. Солнце яркое-яркое. Понятно. Северный полюс близко!

Моя командировка в Рейкьявик была напряженной. Особенно утомительным был рабочий режим. Встречи Фишер — Спасский проходили в конце дня и заканчивались поздним вечером. Дни тренировок и отдыха также завершались в конце дня. Поэтому сразу же садились за составление телеграммы в Центр. Отчитывались ежедневно. Само составление документа занимало немного времени. Но на зашифровку и подготовку к отправке уходило несколько часов. Поэтому, пока Хрячков шифровал телеграмму, я готовил ужин. Жена Бориса Федоровича все это время находилась в Москве.

Обычно мы запекали в духовке знаменитую исландскую баранину с чесноком. Получалось дьявольски вкусное блюдо.

Очень интересно было наблюдать в Исландии этих животных. Вместе с коровами они пребывали на вечно зеленых лугах (земля — то теплая!) на бесстойловом содержании. Знаменитые на весь мир исландские средней величины лошадки с густой шерстью поражали воображение. Суровая природа превратила привезенную более тысячи лет назад со скандинавского материка лошадь в настоящего помощника древних норвежских первопроходцев. Высадившиеся на незнакомый берег переселенцы осваивали приютившую их не заселенную ни людьми, ни животными страну с помощью вот этих самых лошадок. Неслучайно поэтому Рейкьявик имеет два основных памятника — навьюченная мохнатая исландская лошадка и носовая часть ладьи с викингами.

Суровый и необычный климат. Страна, где нет пыли, мух, комаров, оводов. Отсюда — прекрасные лошадиные и коровьи шкуры. Известно, что, если крупное животное кусает овод, в месте укуса навсегда остается незарастающее микроотверстие, поэтому при обработке шкур и выработке кож это влияет на качество. Вот почему в мире очень ценятся исландские кожи…

Крепкие внешне и красивые своей статью исландцы. Особенно женщины. Они как-то мощнее, что ли, мужчин. Почти все рыжеволосые или светлые и… веснушчатые. Крепконогие. Что касается исландок, то после возвращения из командировки и доклада о результатах начальству разного уровня я позволил себя шутку с начальником отдела кадров ПГУ Леонидом Ивановичем Пастуховым. Этот великолепнейший руководитель, вызывавший почти у всех сотрудников разведки огромное уважение и симпатии, был известен своим чутким и гуманным отношением к людям. Всегда внимательно выслушает, умело расположит к откровенности собеседника. Чувствовалось, что Леонид Иванович с удовольствием слушает мой рассказ об удивительной стране. И вот я, описывая свои впечатления о исландцах, говорю ему, глядя в глаза: «Меня особенно поразила бархатная женская кожа». Взгляд Леонида Ивановича мгновенно изменился, глаза стали холодными, и он изучающе стал смотреть на меня. Его, наверное, в этот момент пронзила мысль, что подобные ощущения можно получить, только нарушив «Нормы поведения советских граждан за рубежом» [107]. Санников «заговорился», расслабился и «протрепался», наверняка подумал Пастухов. Поймав себя на этой мысли, я сразу же объяснил Леониду Ивановичу, что может значить мое выражение «бархатная женская кожа» и как это следует понимать. Просто я описывал мои ощущения в бассейне, где я «нежился» в термальных водах, снимая с себя накопившуюся за ночную работу усталость. Когда купающимся становилось прохладно (а температура воздуха в это время в Рейкьявике составляла не более 12 градусов), народ устремлялся во встроенные по окружности бассейна емкости в форме больших полубочек, куда постоянно поступала горячая термальная вода. Вдоль стен под водой были сооружены сплошные каменные скамеечки. Набившись в прямом смысле как сельди в бочке все вместе — мужчины, в основном пожилые, женщины, преимущественно молодые, и много детей, — все сидят, плотно прижавшись друг к другу. Вот тут мне и удалось ощутить ту самую «бархатную кожу» исландок. Как мне позже пояснили врачи, это следствие постоянных контактов кожи с сероводородной водой. Купающиеся не могли догадаться, что я русский, ибо с ними в беседы я не вступал. Исландский язык — это, по сути, древненорвежский, который в Норвегии давно забыт. Я знал только одно слово по-исландски: «Яу». Что означало: «Да». На все короткие реплики и обращения ко мне я применял это слово в разных тональностях и, как мне казалось, весьма удачно.