Бронни Вэр - Пять откровений о жизни [litres]

Мое тело выздоровело, и с тех пор болезнь больше не возвращалась. Я бесконечно уважаю право каждого человека выбирать свой собственный метод исцеления, будь то хирургическое вмешательство, западные лекарства, восточная медицина, гомеопатия, остеопатия или траволечение. Я выбрала для себя подходящий метод. Мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы пережить это время, но я справилась.

Пациентам я эту историю никогда не рассказывала, потому что мои личные методы исцеления требовали почти сорокалетней жизненной подготовки и многих месяцев работы. Было бы нечестно с моей стороны предлагать им ложную надежду: к моменту нашего знакомства мои пациенты уже были слишком близки к концу своей болезни и жизни.

Благодаря опыту исцеления своей болезни я гораздо больше ценила свою жизнь, осознавая, какой это дар. Сознательно быть счастливой стало моей новой привычкой, которую я прививала себе каждый день. Бывали дни, когда мне не удавалось чувствовать себя счастливой, и я принимала это, считая, что только так можно обрести покой. Принимая тяжелые дни, мы соглашаемся, что и в них есть свои уроки и дары, и что тяжелые времена пройдут, и снова наступят счастливые дни. Сознательное решение замечать больше хорошего в жизни определенно помогало мне меняться к лучшему. Розмари спросила, почему я всегда счастливая и напеваю, – настоящая причина крылась в том, что я только что совершила чудо и чувствовала огромную благодарность и силу.

Розмари сказала, что тоже хочет быть счастливой, но не знает как.

– Попробуйте просто притвориться счастливой, хотя бы на полчасика. Может быть, вам так понравится, что вы действительно почувствуете себя счастливой. Улыбаясь, вы меняете свои эмоции, Розмари. Так что вот вам задание: не хмуриться, не жаловаться и не говорить ничего плохого в течение получаса. Говорите только хорошее, думайте о своем саде, но не забывайте улыбаться, – предложила я.

Кроме того, я напомнила, что не знала ее прежней, поэтому сейчас она свободна быть какой угодно. Иногда приходится прикладывать сознательные усилия, чтобы быть счастливым.

– Понимаешь, мне кажется, я никогда не чувствовала, что заслуживаю быть счастливой. Когда мой брак развалился, это опозорило всю мою семью. Так как же мне быть счастливой? – спросила она с искренностью, от которой у меня сжалось сердце.

– Просто позвольте себе быть счастливой. Вы прекрасная женщина и заслуживаете этого. Разрешите себе счастье и примите сознательное решение быть счастливой.

Сомнения Розмари были мне хорошо знакомы – я и сама когда-то так рассуждала. Поэтому я напомнила ей, что мнение или репутация ее семьи могут лишить ее счастья, только если она им это позволит, и разрядила обстановку парой шуток.

Вначале Розмари колебалась, но постепенно начала разрешать себе быть счастливой. С каждым днем она все больше расслаблялась и часто улыбалась – иногда эта улыбка даже превращалась в смех. Когда на нее находило прежнее сварливое настроение и она грубо приказывала мне что-нибудь сделать, я только смеялась и отвечала: «Пожалуй что нет!» Тогда вместо того чтобы продолжать грубить, она тоже смеялась и повторяла просьбу уже вежливей.

Ее здоровье ухудшалось каждый день, и теперь даже сама Розмари не могла этого отрицать. Хотя она продолжала обсуждать, как мы с ней будем разбирать бумаги, ее уже не удивляло, что я не поддерживаю эту идею. Постепенно она стала проводить все больше времени в постели. Ей пришлось согласиться даже мыться в кровати, потому что таскать ее в душ было очень рискованно и для ее здоровья, и для моей спины.

Если я слишком надолго покидала ее комнату по хозяйственным делам, она звала меня обратно. Сама Розмари теперь спала на специальной кровати для лежачих больных, а ее прежняя кровать стояла рядом пустая. Без специальной кровати было не обойтись, потому что Розмари больше не могла сама ни вставать, ни садиться, а нам с ночной сиделкой было слишком тяжело ее поднимать. Так что, когда Розмари нужна была не помощь, а только компания, я стала ложиться на ее старую кровать. Розмари удобней всего отдыхалось на боку, так что я укладывалась напротив, и так мы лежали лицом друг к другу и разговаривали.

Очень скоро у нас появилась привычка днем дремать на соседних кроватях. На улице в это время суток было совсем тихо, к тому же я была совсем рядом, если Розмари что-то было нужно. Так что я тоже засыпала, уютно устроившись под пледом. Проснувшись, мы рассказывали друг другу сны и продолжали валяться и болтать, пока мне не приходило время вставать и заниматься делами. Это было очень особенное и нежное время для нас обеих.

Однажды, когда мы так лежали и разговаривали, Розмари спросила меня, на что похожа смерть, непосредственно умирание. Меня спрашивали об этом и другие пациенты. Примерно так же люди расспрашивают друг друга о разном пережитом опыте: например, беременные женщины расспрашивают рожавших, на что похожи роды. Или люди, собравшиеся в путешествие, расспрашивают других, на что похожа та или другая страна. В случае смерти человек уже не может рассказать, что он испытал, поэтому пациенты часто интересовались моим опытом и мнением. Я всегда рассказывала им, как Стелла умерла, улыбаясь. Я также объясняла, что ни разу не видела долгой смерти: сам переход всегда бывал довольно быстрым. История про Стеллу неизменно успокаивала и моих пациентов, и меня саму.

В современном мире почти не уделяется внимания духовному и эмоциональному состоянию больных и умирающих людей. Если им не повезло попасть в медицинский центр, где заботятся о таких аспектах жизни, им остается только одиноко размышлять над своими вопросами. Это внушает человеку не только страх, но и потерянность. В нынешнем западном обществе образовался громадный разрыв: лечение направлено на болезни тела, при этом даже не признается их связь с духовным и эмоциональным состоянием. Если бы мы могли восстановить эти связи, людям у последней черты было бы куда проще примириться с происходящим.

Наши вечные попытки спрятать смерть от глаз общества в очередной раз обернулись провалом. Умирающие могли бы задать свои вопросы много раньше, если бы каждый загодя задумывался о том, что ему, как и всем остальным в этом мире, предстоит небытие. Тогда нашлось бы время на поиски собственных ответов и умиротворения, и не пришлось бы, как это часто бывает, из чистого страха отрицать свою надвигающуюся смерть.

Для Розмари настало время, когда она больше не могла отрицать неизбежное. Иногда она просила меня оставить ее в одиночестве, говоря, что ей «есть над чем подумать».

Однажды вечером, когда я вошла к ней в комнату, она объявила: « Как жаль, что я не позволяла себе быть счастливей . Какой же я всю жизнь была несчастной! Я просто думала, что не заслуживаю быть счастливой, но теперь-то я знаю, что это не так. Сегодня утром, когда мы с тобой смеялись, я поняла: мне не должно быть стыдно за то, что мне хорошо». Я присела на край кровати и внимательно слушала.