Бронни Вэр - Пять откровений о жизни [litres]

Старшая дочь Ленни вышла замуж и переехала жить в Канаду. Через девять месяцев она погибла, разбившись на машине в метель. «Наша звездочка, – говорил о ней Ленни. – Она сияла, как звездочка, и теперь она навсегда отправилась на небо».

Пока я слушала Ленни, у меня нередко глаза были на мокром месте. Работа сиделки научила меня никогда не пытаться сдерживать слезы. Чем больше я развивалась, тем естественней выражала свои чувства. Общество заставляет нас героическими усилиями соблюдать приличия, и мы платим за это непомерно высокую цену. Искренность моих чувств нередко помогала родным моих пациентов: увидев мои слезы, они тоже начинали плакать. Трудно представить, но некоторые из них не плакали с самого детства. Глядя на это, я только больше убеждалась в том, как важно искренне выражать свои чувства.

Младший сын Ленни оказался слишком ранимым для этого мира, и у него развилось психическое заболевание. В то время системы поддержки для подобных людей еще не существовало, и, если семья не справлялась с уходом за больным идеально, его забирали в психиатрическую лечебницу. Ленни и Рита хотели оставить Алистера дома, где они могли бы дать ему любовь и заботу, но врачи им этого не разрешили. Алистер прожил остаток жизни, одурманенный лекарствами, и Ленни больше ни разу не видел, чтобы он улыбнулся.

Последняя дочь жила в Дубае, где ее муж работал инженером по контракту. Она звонила в дом престарелых, когда я была на работе, и мы с ней разговаривали. По телефону она казалась мне приятной женщиной, но прилететь к отцу не могла.

Рита умерла, не дожив до пятидесятилетия, всего несколько лет спустя после того, как Алистера забрали в психиатрическую лечебницу. Она заболела, и в течение нескольких недель ее не стало. И все равно Ленни утверждал, что прожил хорошую жизнь. Сквозь слезы я спросила его, как это возможно. «Мне выпало счастье любить, и за все прожитые годы эта любовь не ослабевала ни дня», – сказал он.

После работы мне не хотелось идти домой, но Ленни все равно пора было отдыхать. Каждый день, возвращаясь в дом престарелых, я молилась, чтобы он был еще жив. Это была непростая ситуация. Я знала, что он хочет умереть, чтобы вновь воссоединиться с Ритой и своими детьми, и в этом отношении я желала ему скорейшего ухода. Но одновременно мне хотелось, чтобы он подольше побыл со мной, ради моего развития и нашей дружбы.

Ленни много работал – слишком много, говорил он. Вначале это помогало ему заглушить боль, а как еще справиться со своими потерями, он не знал. В последние годы, по рекомендации своей дочери Роуз, он обратился к психотерапевту и научился говорить о пережитом. Вспоминая свои утраты, он исцелился, и теперь свободно рассказывал мне обо всем.

Он также расспрашивал меня о моей жизни. Ему казалось поразительным, что молодая женщина могла распродать почти все свое имущество, сложить остатки в машину и отправиться навстречу новой жизни, не представляя, куда приведет этот путь, – и так не один раз, а много.

Я объяснила, что на мою жизнь очень сильно повлияли первые серьезные отношения с мужчиной. Мне тогда еще многое предстояло в себе открыть, но жизнь в постоянном угнетении и страхе привела к тому, что неизведанное манило меня с неодолимой силой. Когда эти отношения, наконец, закончились, я ощутила свободу, которой раньше не знала. С женихом мы встретились, когда я была еще очень молода и не успела по-настоящему узнать свободу взрослой жизни. К концу наших отношений мне было двадцать три, и я наконец начала делать то, что положено делать в этом возрасте: развлекаться и получать удовольствие от жизни.

Полгода спустя я села за руль и поехала на свадьбу к подруге. Ехать надо было шесть часов, и по пути я обнаружила в себе нечто новое, но бесконечно родное: тягу к странствиям. Оказалось, что какая-то часть меня всегда мечтала и будет мечтать о постоянных путешествиях. Подолгу сидеть за рулем оказалось для меня самым естественным времяпрепровождением в мире. С тех пор свобода стала одним из главных приоритетов в моей жизни. Большинство решений я принимала на основании того, как они повлияют на мою свободу. Разумеется, свобода доступна нам и при оседлой жизни, ведь это прежде всего состояние ума. Возможность быть собой – вот величайшая свобода, и на нее никак не влияет, в каком городе или районе мы живем.

Ленни расспрашивал о моей жизни с неподдельным интересом и слушал очень внимательно, когда я рассказала ему о своих планах оставить работу сиделкой. «Да, – сказал он. – Тебя ждет хорошая жизнь, Бронни, в которой тебе не нужно будет все время проводить в непосредственной близости от смерти. Возвращайся в мир живых». Он был добрейшим человеком, и я улыбнулась его благословению.

Дом престарелых принадлежал христианской организации. Ленни перестал ходить в церковь сразу после смерти Риты, но не потому, что утратил веру в Бога. Просто ему было слишком больно находиться в церкви без своей любимой жены, не слышать, как она поет с ним рядом. Ленни говорил, что ему все равно, кому принадлежит дом престарелых – христианам, представителям какой-то другой религии или вовсе атеистам. Его устроила бы любая ситуация. Он собирался вскоре отправиться домой, к Рите, а все остальное было неважно. Но заведение было христианским, и в нем, кроме сотрудников, было немало волонтеров.

Одного их них звали Рой, и он каждый день обходил комнаты, чтобы вслух читать их обитателям Библию. Он уже давно предлагал свои услуги и Ленни, который раз за разом вежливо отказывался.

Теперь, когда Ленни оставались считанные дни, у него не было сил сопротивляться. Рой воспользовался этим, чтобы каждый день приходить и читать Ленни отрывки из Библии. Читал он подолгу .

Даже здоровый человек с искренним интересом к Библии, вероятно, немного уставал бы от этих ежедневных монотонных монологов. Из вежливости я старалась слушать Роя очень внимательно, но то и дело нечаянно начинала клевать носом. Как я уже говорила, он читал подолгу и совершенно без выражения. Но хуже всего было то, что, закончив читать, Рой хотел обсудить прочитанное с Ленни. Я как сиделка должна была заботиться о его комфорте, поэтому мне пришлось мягко объяснить Рою, что Ленни уже не хватает сил разговаривать, и не надо его к этому принуждать.

– Я знаю, что ты добрая душа, Бронни, – сказал Ленни мне на ухо однажды после ухода Роя. – И я знаю, что ты стараешься всегда думать о людях лучшее. Но если этот парень снова заявится сюда, я его выпровожу пинком под зад.

Мы оба расхохотались, зная, что завтра Рой вернется в то же время.

– Если я до сих пор не заслужил царствия небесного, то какой теперь смысл во всей этой религии? – хихикнул Ленни. – Я все равно не могу сосредоточиться на том, что он говорит. У меня нет сил.