Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

Успокоил сына, и Саша в один из его приездов домой. Я в разговоре с ним при Толе выразила опасение, что Толя, так же, как он, может не поступить в вуз сразу после окончания школы.

— Ну-у, в сельскохозяйственный-то поступит, — заверил Саша. — Туда легче поступить.

— Наверно, в сельскохозяйственный идут только те, кто не смог поступить в другой институт, да? Без всякого конкурса, — с обидой за свои знания, за себя, свою мечту спросил Толя. Учится он хорошо и вполне может поступить и не в такой вуз, где нет конкурса.

— Почему это? — запротестовал Саша. — Всякие там есть. И там тоже конкурс бывает, только меньше.

— Просто не видят ещё, какие большие перемены происходят на селе, и будут происходить, — добавила я.

У Вовы другая дума. Любит очень природу, птиц, лес.

— Пойду работать в какой-нибудь заповедник, — делиться он своей мечтой. — Может быть, даже после восьмого класса.

— Нет, сын. Будешь кончать десять, потому что где бы ты ни работал, сейчас, прежде всего, нужны знания и знания. Вот кончишь десять классов, а там будет видно. Может и к другому чему потянет.

— Нет-нет, мама. Это моя мечта. Разве ты не хочешь, чтобы у меня была мечта?

— Хочу, конечно, пусть будет мечта. Только учиться все — равно надо.

— Да я и буду, десять классов постараюсь кончить. А там посмотрю. Пойду туда, куда надо будет уже по работе.

— Что ж, и это правильно, — одобряю я.

Сейчас уже можно подвести первые итоги нашего воспитания. От души радуемся мы, что судьбы детей складываются благополучно, что, входя в трудовые коллективы, они пользуются в них почётом и уважением, что тянутся не к рюмке, а к книгам и знаниям. Думаю, что и впредь нам не придется краснеть за своих детей.

Конечно, у каждого из них есть свои недостатки, свои отрицательные черты в поведении и в характере. Алик, например, слишком замкнут и необщителен, Серёже не хватает порой рассудительности, Володе — терпения. Не без недостатков и другие дети, как и мы, их родители и воспитатели. Но мы с глубоким удовлетворением видим, что в большой семье советских людей каждый из наших детей, уходя от нас, занимает достойное место гражданина.

В средине ноября приехала в отпуск Светлана — дочь мужа от его первой жены, умершей от родов в конце 1947 года.

Приехала всего на три дня, оставив одних дочерей — четвероклассниц. И распутицы не побоялась.

— Соскучилась по дому, по братьям — объяснила она свой приезд.

Переговорили с ней о многом. Радовалась, что дочь делиться со мной, как с близким человеком, доверяет то, что, знаю, другому никому не доверит. Но ещё больше порадовали её слова:

— Если бы не было тебя, мама, здесь, не приехала бы.

Так стало, а было…

Никогда не думала, что так трудно будет воспитывать неродного ребёнка, даже если ты принимаешь его как родного!

Светлане было шесть лет, когда Петя привел её в нашу семью для знакомства перед заключением брака. Это была светловолосая, голубоглазая, полненькая девочка с вздёрнутым носиком и ямочками на пухлых щечках.

— Светлана, вот это будет наша новая мама, — познакомил Петя со мной свою дочь.

Девочка подняла на меня свои серо-голубые глаза и прижалась к отцу.

— Иди ко мне, Света, — приветливо позвала я её, вложив в свой голос самые нежные ноты, какими могла владеть. Та несмела, шагнула и остановилась.

— Ну-ну, иди, не бойся, — ободрила я.

— Иди, иди, Светлана, не бойся, иди к маме, — легонько подтолкнул Петя девочку. И она уже смелее зашагала ко мне.

Я посадила девочку на колени и стала расспрашивать о садике, куда она ходила.

— Света, а вот это будет твоя бабушка, — указала я на маму, стоящую неподалёку от нас с просветлённым, добрым лицом.

Два последних года перед замужеством мы жили с ней вдвоём. Я целыми днями пропадала на работе в школе, и мама всё время оставалась дома одна. Ей уже порядком надоело одиночество, и она рада была, что ей будет с кем заниматься. Так состоялось наше первое знакомство.

С первых дней я приняла девочку, как свою родную дочь, и ни тогда, ни в последующие годы даже в мыслях не держала, что она — не родная мне. Принимая её, я вместе с нею брала на себя всю полноту ответственности за её воспитание.

Не считала чужой Светлану и мама. Это была её первая внучка, и она быстро привязалась к ней.

Девочка все шесть лет росла в семье мужа единственным ребенком и поэтому была избалована вниманием, капризна, своевольна и эгоистична. С её эгоизмом нам с мамой пришлось столкнуться сразу и сразу же повести с ним решительную борьбу. Мы не упускали без внимания ни одного случая его проявления и дружно давали ему отпор.

— Это мне, — подтягивала Светлана за обедом к себе всё самое вкусное и лучшее.

— Почему только тебе, а не всем нам? Мы ведь тоже хотим этого, — постоянно напоминали мы нашей воспитаннице. — Нехорошо так, Света. Так делают только плохие девочки, а ты ведь у нас хорошая. Правда?

И Светлана, хоть и неохотно, ставила взятое на прежнее место.

Маме очень хотелось покормить свою внучку чем-нибудь вкусным. Она и делала это, но обязательно просила девочку оставить немного мне и папе того, что давала ей.

А уж, какая капризная была наша дочка!

Откажешь, бывало, ей в чём-либо, ляжет на пол и ну кататься с рёвом, собирая половики.

Ни я, ни мама не бросались к дочери, чтобы её успокоить, не шли навстречу её прихотям, не торопились удовлетворить её требования. В таких случаях мы обычно начинали заниматься каким-нибудь своим делом, не обращая внимания на девочку.

Светлана лила обильные слёзы, кричала, не забывая, однако посматривать на меня, на маму и, видя наше полное невнимание к её капризу, замолкала и вставала с полу.

— А теперь поправь половики! — без всяких скидок на нервы требовала обычно я.

Девочка засовывала палец в рот и упрямо, исподлобья смотрела на нас, ожидая, что кто-нибудь проявит к ней жалость, но в ответ видела только наши осуждающие лица.

— Ай-ай, Светлана, как нехорошо! — вместо поддержки говорила мама, качая головой.

— Ты слышала, что я тебе сказала? Поправь половики! — твёрдо стою я на своём.

Светлана, насупившись, бросала косой взгляд на сгруженные ею половики, на меня и не двигалась с места.

— Ну-ка, давай, вместе поправим, — сбавляла я чуть-чуть твёрдость голоса. — Вот так. А этот ты сама расправь.

Вместе мы приводили комнату в порядок.

— Видишь, как хорошо стало? А то все половики скатала. Больше так не делай. Нехорошо. Я и любить тебя такую не буду. Не будешь больше? Девочка отрицательно вертела головой и прижималась ко мне.

Петя после работы, обычно, занимался чем-нибудь по хозяйству во дворе и в воспитание дочери не вмешивался.

— Как ты только жить-то с ней такой будешь, — жалела меня соседка Галя. Она жила через заборку, сквозь которую было слышно всё, что происходило в соседней квартире.