Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

Светлана обидчиво поджала губы. На глазах выступили слёзы. Она бросила шитьё и, хлопнув дверью, вышла на улицу. В воротах показался отец, вернувшийся со смены, и сразу прошёл за дом.

«Сейчас они встретятся. Послушать, что они будут говорить».

Я вышла осторожно в чулан и приложилась к окну, за которым встретились отец и дочь.

— Ну, чего ты опять плачешь? — обратился муж к Светлане.

— Да-а, чего она всё ругается.

— Ладно, не реви. Ты ведь знаешь, что она не родная тебе. Потерпи немного. Вот кончишь десять классов и уедешь от неё, а пока терпи, чего уж сделаешь.

Будто ножом полоснули по сердцу.

«Так вот кто ещё ей напевает про неродную мать! Даже не спросил, не узнал, что я ей сделала и за что. А я-то жду помощи от него! Сказать? Бесполезно. Все — равно ничего не поймёт. Было же уже говорёно».

Горькая обида снова легла на душу.

Прошёл ещё год. Светлана сдавала экзамены за десятый класс.

«Ну, вот и начали наши дети кончать десятилетку, — удовлетворенно думала я. — Сначала Светлана, потом и остальные. Неужто не скажут нам спасибо, что даём возможность учиться, кончать среднюю школу?» — размышляла я, прибираясь в светёлке, где были беспорядочно навалены старые учебники и книги.

В одном из учебников попалось несколько листиков тетрадной бумаги, написанных Светланиным почерком и сложенных вдвое.

Я развернула. Это было ее письмо к тётке, сестре матери, живущей где-то в Кировской области.

Руки тряслись, в голове мутилось, когда я дочитала письмо до конца. Ещё не веря в прочитанное, прочитала ещё раз. Нет, всё так.

«…Бабушка у нас настоящая ведьма, только и знает, что ругаться. А мать, как змея. Ей всё для меня жалко, всё на них делаю, а угодить ничем не могу» — писала дочь.

«Боже, за что же это такое? Кому она пишет? Тетке, которая её и знать-то не хотела. За все годы ни разу не поинтересовалась, не спросила, как живёт её племянница, не нуждается ли в чём. Вот тебе и благодарность за всё! А я-то думала…. Ох, Светлана, Светлана. Ну я, а маму-то за что? Верно, совсем забыла, как она кормила ее сметаной, покупала конфеты, занималась с нею, водила за ручку в кино. За что же нам такое?

«Всё делаю, а угодить ничем не могу». Да хоть бы мы загружали, чем ее! Наоборот, всё старались больше дать времени на подготовку к урокам, потому что слабо училась. А помогали-то как! И вот. И, ведь, ни слова о том, что в семье кроме неё ещё четверо детей» — одна за другой, наползая друг на друга, громоздились в голове мысли. Душила обида. Хотелось закричать, заплакать, высказать отцу и дочери свою горечь, выплеснуть боль.

«Но ведь Светлана может не сдать экзамены, если начнётся скандал. Я сама себе не прощу потом этого, — билось в голове. — Смолчи. Смири себя. Так будет лучше. А там видно будет».

Дня четыре ходила как в тумане, но ничего никому так и не сказала. Даже маме. Не хотелось незаслуженно обижать её словами дочери.

После окончания десятилетки Светлана два раза пыталась сдать экзамены в медицинское училище и не сдала. Устроилась работать на завод. Жила по-прежнему у нас. К тому времени родился еще один сын.

С первой же получки наша дочь начала все заработанные деньги тратить себе на наряды. Платье следовали за платьем.

Все мои разговоры о том, что она должна давать в семью хотя бы себе на питание, не достигали цели. Светлана только обижалась и больше замыкалась в себе.

Я снова попыталась обратиться за помощью к мужу.

— Петя, нельзя же так. Ты посмотри, кого мы растим. Она же не о ком не думает, кроме себя. Ведь трудно ей будет жить среди людей такой эгоисткой. Тут живёт, питается и ни копейки в семью.

— А что? Пусть одевается. Тебе что, жалко что ли хлеба-то для неё стало?

Слова Петра больно ранили душу, разрывали сердце.

— Ну, как ты не понимаешь, — старалась я убедить мужа. — Разве в хлебе дело? Надо же, чтобы она не только о себе заботилась, чтобы и другим как-то старалась помочь.

Но всё было тщетно. Все мои доводы разбивались о глухую стену непонимания.

«Ну, хорошо, я неродная. Так, может, хоть через память о родной матери мне удастся пробудить в душе дочери какие-то добрые чувства» — размышляла я и однажды сказала:

— Света, ты уже сейчас работаешь. Почему бы вам с отцом не купить штакетника и не огородить могилку матери? Можно, было бы и памятник хоть небольшой поставить.

И в ответ услышала:

— А на что она мне мёртвая-то.

Я с упрёком покачала головой.

— Разве так относятся к памяти близкого человека? Ох, Светлана, Светлана, трудно тебе будет в жизни такой.

Она по обыкновению надулась и ничего не ответила.

«Нет, я никак не могла допустить, чтобы из нашей семьи вышел грубый, законченный себялюбец. Надо было что-то делать. Но что? Отправить дочь куда-то на сторону? Да, для меня это было бы легче, и никто бы меня не осудил. Уехала и всё. Но для Светланы? Она же может совсем потерять своё человеческое лицо. Бог знает, что из неё может получиться. Нет, нет, не могу я этого сделать. Тогда что же предпринять?» — упорно размышляла я.

«Пожалуй, единственно верным будет — дать возможность убедиться ей, что такой, как она сейчас, с людьми не уживешься, что указываю ей на отрицательные черты в её характере, не потому, что, как неродная мать, её ненавижу, а потому, что хочу ей добра. Надо, чтобы дочь пожила где-то здесь в посёлке у чужих людей» — решила я после долгих раздумий и стала ждать подходящего случая, чтобы сказать ей и отцу о своём решении.

Такой случай не замедлил представиться.

Поправляя Светланину постель, под матрацем я снова обнаружила её письмо с адресом тётки на конверте. Оно было не запечатано, и я прочла его.

С каждой страницы письма на меня и на маму лилась та же грязь, что и в том, что попало мне раньше. Я запечатала конверт и стала ждать прихода дочери и мужа.

— Ты что же это, пишешь письма и не отправляешь их? — обратилась я к Светлане, когда она и отец, пришли с работы.

— Ой, я и забыла совсем! Дай-ка пойду, отнесу на почту.

— Погоди, — остановила я дочь, подавая конверт. — Петя, ты заставь-ка её распечатать это письмо и прочитать его нам вслух. Ты знаешь, о чем она пишет в письмах своей тётке? Мне одно такое попалось в руки.

И я рассказала содержание письма, найденного в книге.

— Уверенна, что и в этом письме она пишет то же самое. Заставь, пусть прочитает.

Светлана заплакала.

Петя и на этот раз хотел отделаться молчанием, но я не отступила. Долго сдерживаемая обида прорвалась, наконец, наружу.

— Чего молчишь? Заставляй, — приступала я. — Не хочешь, чтобы вам было неприятно обоим? Что это, благодарность за то, что приняла твою дочь, как свою, что заботилась и воспитывала её? Тебе всё казалось, что я несправедливо к ней, обижаю её. Что же, сейчас она работает, пусть поживёт у кого-нибудь другого, если я плоха. Не хочу я больше, чтобы она жила в нашем доме. Хватит с меня, натерпелась. Пусть уходит.