Александр Петрович Колотов - Из рукописей моей матери Анастасии Николаевны Колотовой. Книга 1

Ничего не ответил мой благоверный на эти слова, а Тасе сказал:

— Ладно, коли так. Будем искать другую квартиру.

— Вот, вот, поищи. Пусть ещё где-нибудь поживёт. Тогда, может, до тебя дойдет, что не зря я предупреждала тебя.

Что уж говорил с дочерью отец, мне неизвестно, только дня через три пришла Светлана.

Я на коленках (была тоже в положении с последним ребёнком) мыла пол.

— Мама, пусти меня обратно домой, — попросилась дочь. — Я уже всё поняла, — и она горько заплакала.

Слёзы подступали и к моим глазам, но я сдержалась.

«Нет-нет, ещё рано. Пусть до конца поймёт, что нельзя оставаться такой неуважительной и невнимательной к людям».

Справившись со своим волнением, после некоторого молчания я сказала:

— Нет, Светлана, не могу. Ты видишь, как тяжело мне приходится вот такой, — указала я на свою фигуру, — но мне без тебя легче. Думаешь, мне удовольствие доставляло постоянно говорить тебе, что нельзя так делать, как ты делала. Разве я не права была? Я ведь одного хотела, чтобы тебе с людьми легче жилось, а ты и слушать ничего не хотела.

— Прости меня, мама. Я уже всё поняла, — плакала Светлана.

Жалость к дочери снова наполнила душу, но я и тут сдержалась.

«Нет-нет, ещё не время», — говорила я себе.

Тяжёлый вздох вырвался из моей груди.

— Нет, Светлана. Трудно мне было с тобой. Не хочу, чтобы так же опять было. Давай договоримся так: ты поищи ещё себе квартиру. Может, кто и пустит тебя. Теперь тебе легче будет ужиться, раз поняла свою вину. Ты уже взрослая, вполне самостоятельна, вот и будешь жить. Сходи к тёте Гале, нашей соседке, может она тебе поможет устроиться. Ну, а если уж ничего не получится, тогда видно будет….

Немного успокоившись, Светлана ушла.

— Ну что, приходила? — спросил муж, едва перешагнув порог.

Я сразу догадалась, что Света приходила по его совету.

— Приходила.

— Что решили?

— Посоветовала ей поискать другую квартиру.

— Давай уж примем её обратно, — попросил Пётр после недолгого молчания.

— Конечно, примем, наша ведь она, куда её денешь, хоть ты ей и напевал всё время, что она не нужна мне. Видишь, что получилось из этого? Я ведь говорила тебе, что ты ей хуже делаешь, а ты и слушать не хотел. Примем, только пусть она походит ещё, а ты пока ей ничего не говори. Хоть раз послушай меня и сделай так, как прошу.

— Да не скажу. Боюсь только, что сделает она над собой чего-нибудь.

— Не сделает, не бойся. Такие, как она, самоубийством не кончают.

Вечером, на другой день Светлана снова пришла к нам.

— Ну, как, нашла?

Она отрицательно повертела головой.

— А к тёте Гале ходила?

— Ходила. Она тоже не пустила.

Мы помолчали.

— Мама, я всё-всё буду тебе помогать, только пусти меня.

Светлана опять заплакала.

— И грубить никому не будешь?

— Не буду.

— Ну что же, куда тебя денешь? Переходи уж, — согласилась, наконец, я.

Обрадованная Светлана убежала за вещами.

Поздним теплым майским вечером мы шли, как друзья, со своей дочерью домой, унося с собой её последние пожитки.

— Ну, теперь самое главное — мне никого не слушать, — промолвила она.

«Наконец-то дошло до моей воспитанницы, кто виноват во всём случившемся», — и радость охватила душу тёплой волной.

— А разве тебе говорил кто?

— Говорили, конечно, и отец тоже.

Я не стала добиваться, кто и что говорил. Кто говорил — было неважно, а что говорили — и без того было обоим понятно.

Светлана и впрямь повела себя по-другому, а я и словом не напоминала ей о старом.

Мама во всём это время не вмешивалась в наш конфликт. Я чувствовала, что она не совсем одобряла мои действия, но в то же время понимала, что дальше прощать Светлане её грубость и эгоизм было нельзя.

Через год дочь поступила в строительный техникум, и после окончания его была направлена на работу в город Пермь.

Регулярно писала письма, больше обращаясь в них ко мне, как, впрочем, и остальные наши дети.

Верно, отцу не понравилось это, и он высказал ей своё недовольство.

Я поняла это по тому, что в одном из писем Светлана ему написала:

«Ты, пап, обижайся, не обижайся, а мама мне ближе».

Как было не порадоваться и не погордиться её словами!

Многое изменилось в Светлане после всего пережитого. Она стала значительно вежливее и мягче, не считала уже ни меня, ни братьев чужими, не приезжала никогда без гостинцев для них, но многое в ней осталось от старого. Не смогла она до конца покончить со своим эгоизмом, научиться уважительному отношению к людям. Она по-прежнему продолжала считать, что ей все должны, она — никому. Не смогла я в ней воспитать и чувство необходимости моральной чистоты, потому что как раз тогда, когда она формировалась, как девушка, все мои слова отскакивали от неё, не достигая цели, воспринимались ей как слова мачехи, не желающей ничего хорошего для своей падчерицы.

Может быть, поэтому так неудачно сложилась её личная и семейная жизнь. До брака, она родила двух девочек. И хотя, в последствии брак был зарегистрирован, он не оказался прочным.

Сейчас Светлана живет на Урале в городе Верхняя Салда. Туда же к ней уехал и её старший брат, мой сын. Он работает с ней на одном заводе.

Радуюсь я, что уживается дочь и с соседями по квартире, и с товарищами по работе.

Легко и мне стало с ней.

Но скольких моральных усилий стоило достичь всего этого и дочери и мне! Усилий, которых можно было бы вполне избежать, не будь этого старого, обывательского понимания отношений между неродными детьми и усыновившими их родителями, сплошь и рядом совершенно не соответствующего действительности.

Сейчас уже почти все, в том числе и Пётр, видя наши отношения, признали свою ошибку. Но нам-то обоим с дочерью от этого не легче! Что сделано, уже не вернешь, жизнь не начнешь сначала.

— Что хоть про наших-то ребят говорят? — спросил меня Пётр после возвращения с одного из родительских собраний.

— Чего говорят. Ты ведь знаешь, как они учатся, то и говорят. Чего плохого о них скажут?

— Вот ты говоришь, что всё ты, да ты воспитываешь, как будто я уж совсем ничего не значю для ребят. А кто с ними рыбачить всё время ходит? А на охоту? Вот сейчас и ноги-то больно не ходят, а всё равно хожу.

— Ну, кто говорит, что ты совсем ничего для наших сыновей не значишь? Если бы это было так, они бы на тебя и внимание то не обращали. А ведь обращают. И уважают тебя. Скажешь, не так?

— Да так, конечно.

Дети, действительно, уважали своего отца, хотя, бывает, и подтрунивают в шутку над его четырьмя классами образования.

Муж по-своему любил своих детей, немало времени проводит с ними. Для него они никогда не были лишними. Во всяком случае, он никогда не показывал этого. Вместе с ними он возился с мотоциклом, вместе ладили рыболовные снасти и ходили на рыбалку, вместе кололи и складывали дрова, ходили в лес по ягоды и грибы, вместе охотились. Знакомство с природой дети начинали с отцом. Пётр не запрещал сыновьям пользоваться своими инструментами, хотя они и теряли, и ломали их немало. Словом, сыновьям нужен был отец, и муж был им, пусть и не таким, каким хотелось бы мне.