Ирина Нельсон - Люблю

«Не делай того, что можно не делать». Однажды он произнес эту фразу шуткой, но в ней заложен глубочайший смысл, если подумать. И я внесла её в список моих любимых афоризмов. Как-нибудь на своих вебинарах я раскрою весь глубокий смысл этого невзначай брошенного им изречения.

Ну, а фраза: «Свободный не тот, кто может все себе позволить, а тот, кто может от всего отказаться», – это просто уже дзен.

Никогда не забуду, как однажды, когда мы ехали куда-то в Лос-Анджелесе, вокруг стояла прекрасная светлая весна, в воздухе витали умопомрачительные запахи свежести и жаркого солнца, повсюду цвели весенние калифорнийские дивные цветы, Слава неожиданно увидел целую поляну, усеянную желтыми одуванчиками! Простыми «нашими» такими одуванчиками. Как тысячи мелких солнышек, они светились на зеленом идеально стриженном газоне! Слава свернул на обочину, заглушил мотор и ринулся к ним! Он стал их нюхать и гладить! Я потеряла дар речи на минуту. А потом стала хохотать! Когда Слава вернулся в машину, наш друг Алекс спросил его:

– Ты специально остановился, чтобы одуванчики понюхать?

Слава сказал:

– Ага, – и молча запустил двигатель.

Алекс спросил с иронией:

– Ну а теперь куда?

Слава ответил:

– А теперь в аптеку. У меня на них такая аллергия страшная, что я уже говорить не могу, у меня все отекло в носоглотке.

В этом весь Слава.

И в Америку он ехал мрачнее тучи. Да, он согласился с моими доводами, он понял их и принял – но его не тянуло в эту страну.

Но как только он спустился с трапа самолета…

– Ира, я был неправ, – позже признался он мне. – Я был неправ, что спорил с тобой, что не верил тебе, что не хотел ехать и всеми силами оттягивал поездку! Это же лучшее, что можно представить себе! Погода, солнце, все необходимое для бизнеса! Даже банальные бытовые условия для жизни – те идеальные, ровно такие, какие мне нужны… Ира! Остаемся!

Вот те раз… Но я-то как раз оставаться не собиралась!

Это было стечение обстоятельств. Как это и бывает в жизни…

У меня в Барабинске заболел папа. Я очень переживала, что не могу быть там, рядом с ним, грызла себя за то, что я тут, в Америке, а моя родная, моя дорогая семья брошена практически на произвол судьбы… Я хотела, хотела, хотела вернуться обратно! Мне нужно было вернуться обратно!

Слава же к тому времени уже хотел остаться в Америке. И самое главное, что я прекрасно понимала его! Он вырвался из напряжения бесконечной работы без отдыха, которое преследовало нас в России, он попал в свою зону комфорта, погрузился в состояние покоя… Он увидел совершенно иную жизнь – не в материальном, а в моральном плане. В Америке поначалу не было и половины тех сложностей, с которыми приходилось ему сталкиваться каждый день в России по его композиторской и продюсерской работе. Да, в США есть свои проблемы, это не рай на земле, но в тот момент Америка казалась ему раем.

Рай? В Америке легализована марихуана – и я помню, как меня впервые поразил этот специфический запах, который полз по закоулкам и подворотням, как маслянистый ручей.

Я видела глупо хихикающих людей, людей, которые с жадностью пожирали хот-доги, присев тут же, на тротуар, людей, уставившихся куда-то в себя стеклянными глазами. Да, сначала это было странно и даже страшновато, но потом я привыкла к ним.

Однажды я пришла в студию и увидела корзинку с симпатичными маленькими кексами.

– Что это? – спросила я. – Кто нам это преподнес? Поклонники подкармливают?

Звукореж сказал, что точно не знает, что это, но вроде как приходила соседка, кухарка одного известного всему миру актера: тот уехал на гастроли, а кексы не успел съесть или взять с собой. А чего добру пропадать? Вот и решила она нас угостить.

– Хм… – Ну ладно.

На студии было не до них, поэтому Слава принес кексы домой.

Стук в дверь – пришел друг, который давно грозился заскочить в гости.

– О, Валер, заходи, – обрадовался Слава. – Пей чай, я сейчас тут переписку закончу, к тебе подойду.

Друг кивнул и прошел на кухню.

Через некоторое время Слава, как радушный хозяин, заглядывает к нему:

– Есть хочешь?

– Не-а, – отвечает тот, что-то дожевывая. – Я тут у вас уже кексами перекусил.

– Какими кексами? – уточняет Слава.

– Да вот тут на столе коробка стояла. Сам же сказал – иди пей чай.

– А, точно.

– А ты что, кексы считаешь? Шесть штук! Если жалко или объел, то не волнуйся, я тебе куплю.

– Да я просто не знаю, откуда они. Кто-то притащил на студию. Нормальные?

– Ну, вроде, да.

– Ну ладно.

Мы еще минут десять пообщались, и Валерка уехал домой.

Наутро звонок:

– Ребята! Я уже по дороге понял, что это было! Не ешьте эти кексы! Я едва добрался – ноги отнялись, я не мог ими управлять, ехал со скоростью 15 километров в час, а мне казалось, что я летел по дороге! Короче, нет! Даже не могу описать! В общем, ничего не соображал уже. И самое главное! Я думал, что одна песня Кайли Миноуг, которая звучала в машине, не кончится никогда, такая она казалась длинная! Парковался час, наверное.

– Ну, Валера… А что это было-то???

– Да уже все норм. Кексы эти с марихуаной были! Я как-то раньше уже пробовал такие, поэтому даже не испугался, когда началось. Сразу понял, что к чему. Зато теперь знаю – ну её нафиг, траву эту, не понимаю, что люди в ней находят.

Несмотря на то что Валеркино приключение закончилось хорошо, да и друг скорее подтрунивал над собой, чем был реально встревожен, я сказала: «Все, наркотики – никогда в жизни».

Никакие, ни под каким предлогом. Я насмотрелась на все эти прелести в США и поняла, что все это то же самое, что и алкоголь. Люди со стеклянными глазами повсюду в Лос-Анджелесе. На студиях, в клубах. Я поняла, что я чувствую к этому отвращение. Осознанная одурманенность. Для чего и зачем? Я не могла взять в толк. Люди на время забивают вглубь своего подсознания свои проблемы, и вот мы видим уже огромную часть общества, тоннами поглощающую мощнейшие таблетки от депрессии – «Занакс». Половина Калифорнии сидит на таких. Это цена лигалайза. В лучшем случае – временный костыль. Который в итоге еще и усугубит состояние принимающего зелье. И потом шанса исправить такую свою ошибку может и не быть.

Страна контрастов? Да, это про неё. И Слава хотел остаться в Америке, а я – нет.

Но я понимала его, прекрасно понимала.

Его заметили и оценили как продюсера. Его приняли за своего в стране, где все сосредоточено на карьере, где во главе продвижение по карьерной лестнице, – его признали равным себе. Ему там было хорошо.

В шоу-бизнесе все друг друга знают – и коллеги в Калифорнии нас внезапно свели с главным пиар-технологом Майкла Джексона, который, собственно, и сделал такого Майкла, какого мы знаем, придумал ему все его истории, все рекламные фишки. Это был Michael Levine (Майкл Лавин).