Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Довольно часто заходил в «НРК» Михаил Андреевич Осоргин (Ильин). Он был выслан в числе сорока четырех ученых и писателей из Советской России. У Осоргина тогда, в 1921 году, вышла книжка «Из маленького домика», и о ней похвально написал в «НРК» Ф. Иванов. Но об Осоргине я тоже буду говорить в главе «Россия во Франции», ибо в Париже я его лучше узнал. Да и свои главные вещи в эмиграции Осоргин написал в Париже.

Бывали и сотрудничали в «НРК» П. Муратов («Образы Италии»), С. Юшкевич («Леон Дрей»). Помню, как Юшкевич, большой, полный, седой, громогласно восторгался Сергеем Есениным, говоря: «Чтобы навсегда остаться в русской литературе, достаточно всего вот этих двух строк: „Словно я весенней гулкой ранью / Проскакал на розовом коне“». Юшкевич считал, что «розовый конь» навеки вомчал Сергея Есенина в русскую поэзию. Это стихотворение Есенина действительно прекрасно: «Не жалею, не зову, не плачу». Но думаю, что в нем есть и лучшие строки.

Бывали в «НРК» художники Г. Лукомский, Б. Григорьев, Н. Миллиоти (Г. Лукомский много писал в нашем журнале), Зинаида Венгерова (вечная спутница Минского), А. Ветлугин (В. И. Рындзюк, хлесткий, циничный литератор, автор, к сожалению, неудавшейся автобиографической повести «Записки мерзавца»), приехавшие на время из Советской России Б. Пильняк (давший в журнал свою автобиографию), имажинист Александр Кусиков (тоже давший автобиографию и прославившийся одной строкой своего стихотворения: «Обо мне говорят, что я сволочь!» — Алексей Толстой был в восторге от этой строки и хохотал над ней до упаду). Бывал и бежавший тогда из Советской России от надвигавшегося на него ареста Виктор Шкловский, он выпустил в Берлине «Ход коня» и «Сентиментальное путешествие», обе книги в «НРК» были обруганы — одна мной, другая Ю. Офросимовым. Но Шкловский вскоре дал «задний ход коня» и вернулся в Советскую Россию, чтоб стать там настоящим сталинским подхалимом. Бывал приезжавший из Советской России профессор А. Чаянов, выдающийся ученый, во времена Временного правительства назначенный товарищем министра земледелия, при большевиках — член коллегии Наркомзема. Чаянов был и писателем-фантастом («Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» и многие другие). Через несколько лет по сфабрикованному ГПУ процессу Чаянова арестовали, а позднее расстреляли.

Бывали и сотрудничали в «НРК» профессор Ю. И. Айхенвальд, профессор Сергей Гессен (философ, педагог), профессор Г. Г. Швиттау (экономист, кооператор), профессор Б. П. Вышеславцев (философ, «Русская стихия у Достоевского» и многие другие), профессор Лев Карсавин (философ, автор многих трудов за рубежом, после Второй мировой войны схваченный КГБ и погибший в ГУЛАГе в 1952 г.). Бывали в «НРК» приезжавшие из Советской России — Борис Пастернак и Влад. Лидин. Приехавший в Берлин Вл. Маяковский дал свою автобиографию: «Я поэт — этим и интересен». Из писателей, живших в Советской России, в «НРК» присылали и печатали статьи — Э. Голлербах, Андрей Соболь, Инн. Оксенов, Н. Ашукин, А. Яковлев и др. Приходили — старый бытовик-писатель С. И. Гусев-Оренбургский, профессор Н. Н. Алексеев, приват-доцент И. Пузино, высланный из Советской России известный архивист А. Изюмов, Наталья Потапенко (дочь известного романиста, сама беллетристка), профессор А. А. Байков, высланный, мой московский профессор по «Энциклопедии права», члены «Цеха поэтов» — Н. Оцуп и Г. Иванов. Заходил — высланный профессор Ф. А. Степун, тогда автор известных «Писем прапорщика-артиллериста», а позднее замечательных воспоминаний «Бывшее и несбывшееся», заходил левый эсер А. Шрейдер (тоже высланный, но этих «скифов» выслали как-то странно, они были скорее — полувысланные), заходила приезжавшая на время из Советской России поэтесса Мария Шкапская, выпустившая в Берлине книгу «Барабан строгого господина», приходил старый профессор С. Гогель (Ященко говорил, что в России о нем ходила острота: среднее между Гегелем и Гоголем), экономист Д. Лутохин (высланный). Часто бывали мои приятели — Ю. Офросимов, Ф. Иванов, Вл. Корвин-Пиотровский, совсем молодой А. Бахрах. Приходила беллетристка А. Даманская, А. Дроздов, Глеб Алексеев и множество других, всех не упомню. Раз — вот это я запомнил — пришла в «НРК» писательница Е. Выставкина, подлинная дама хорошего общества, недавно вырвавшаяся из Советской России, писавшая так же «легко», как Н. Лаппо-Данилевская («Русский барин»), которая тоже была в Берлине и я с ней встречался, Ященко знавал Выставкину по России, но принял ее почему-то грубовато и среди разговора вдруг спросил: «А скажите пожалуйста, сколько вам лет?» — На эту бестактность Выставкина с улыбкой ответила: «L’etat — c’est moi». Такой элегантный дамский отпор понравился Яшенке, и он разразился своим обычным громовым хохотом. В Берлине Выставкина выпустила роман «Амазонка», который кто-то вдребезги разругал в «НРК».

Помню, как пришел в «НРК» Игорь Северянин со «своей тринадцатой». Глядя на него, я невольно вспомнил его вечер в Политехническом музее в Москве в 1915 году, когда я был студентом. Громадный зал Политехнического ломился от публики, стояли в проходах, у стен. Северянин напевно читал, почти пел (надо сказать, довольно хорошо) стихи из «Громокипящего кубка», из «Златолиры», и эти уже известные публике стихи покрывались неистовыми рукоплесканиями: аплодировала неистово молодежь, особенно курсистки. В Северянина из зала летели цветы: розы, левкои. Поэт был, как говорится, на вершине славы. И в ответ молодежи пел:

Еще сильнее — гром рукоплесканий, сотрясающий зал. А сейчас передо мной в кресле сидел Северянин, постаревший, вылинявший, длинное бледное лицо, плоховато одет. Его «тринадцатая» — серенькая, неприметная, тоже бедно одетая.

Это «военные» стихи Северянина 1914 года. И вот «он привел нас в Берлин». Северянин в Берлине дал «поэзоконцерт». Публики было мало. Когда он читал свои старые, когда-то «знаменитые» стихи, это было еще туда-сюда. Но когда читал новые — было совсем нехорошо:

Как раз в это время на побывку в Берлин приехал В. Маяковский. Они встретились. И даже выступали вместе на каком-то вечере Русского студенческого союза. С ними выступал и Кусиков. Но я не пошел, ибо эгофутурист превратился в ничто, а футурист, «наступив своей песне на горло», преобразился в сытого казенного пропагандиста. В 1914–1916 годах их можно (и даже интересно) было послушать. Но в 1922 в Берлине — трудновато. Все-таки, по старой знаменитости, Игорь Северянин издал тогда в Берлине в русском издательстве Отто Кирхнера книгу стихов «Падучая стремнина».