Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Александр. Москва, 8 августа 1833 года

Я был вчера у Мамоновой в Васильевском, видел Грацинского, отдал ему, во-первых, письмо Блудова, как положено, во-вторых, бумагу от дворянского предводителя, с тем чтобы не замедлил приготовить ответ к твоему подписанию. Обещал скоро все исполнить. Васильевское прелестно. Она хочет переделать, украсить и употребить столько, сколько стоила покупка сама; тогда сможет брат ее быть тут и некоторую часть зимы. Очень она жаловалась на теперешнее положение брата ее. А кто виноват? Сама. Что она ни делай, а уже не будет никогда ни порядка, ни надзора, ни попечения, какое было прежде. Маркус ездил всякий день, а иной и два раза в день, умел обходиться как должно с больным, который находил разнообразную пищу в его разговоре; доктор Эвениус жил у графа и наблюдал за ним; Зандрарт был человек золотой, глаз с графа почти не спускал, он его слушал и боялся, был опрятен в одежде, брился, мылся, все делал в положенные часы; Зандрарт вел обстоятельный журнал всему, что происходило с графом, что он делал, говорил всякий день, как спал, что ел, пил и проч. Конечно, плату имел хорошую, но зато и должность его была точно трудная. От ненависти граф перешел, наконец, к ласке, стал ходить в комнату к Зандрарту, ласкал его детей и т.п. У больного были экипажи, стол хороший, я сам несколько раз обедал у него, гардероб был отличный, белье тонкое, большая прислуга.

Теперь жалко смотреть на этот дом: больной никуда не ездит, не прогуливается (полно, есть ли карета?), графиня сказывала, что несколько пар чулок, и то солдатские, неопрятен, лекаря дали какого-то дурака, не умеющего с ним обходиться; до двух и трех часов граф пишет; засыпая так поздно, встает в 2 часа и тотчас обедает, дают пить вино, водку, курить до сорока сигар в день, так что едва можно его разглядеть в облаке дыма, в коем он всегда находится; все это должно его горячить ужасно, зато и бредит больше прежнего, пишет всякую чепуху; теперь думает, что он Магомет. Был набожен, теперь слышать не хочет о Боге; в последний раз хотели силой служить молебен у него, он прибил дьячка за то, что был в бороде, и не хочет выезжать, чтобы не видеть мужиков с бородами. Кажется, графиня метит отдать Лебенвейну командование всем с большим окладом, но трудно будет переломить сумасшедшего на прежний лад. Стыдно, право, что при таком богатстве не умеют прилично содержать графа и не имеют лучшего о нем попечения. Она все та же: все больна, всего боится, а теперь особенно холеры; то едет, то остается, сама не знает, что хочет.

Александр. Москва, 9 августа 1833 года

Твое замечание касательно скудости средств на сиротское отделение весьма основательно, а я эту статью в Волковой биографии переменю; что касается до другой статьи, оканчивающей биографию, то и моим ушам противно было слово «гражданин», но я не знал никак, чем заменить.

Слова: «чиновник», «лицо», «обыватель» не шли. Впрочем, я это переменю или вовсе вымараю. Увидим, что скажет граф Александр Христофорович. Я уверен, что в Москве славно разойдутся 500 экземпляров, ежели и не на 1000 р., полагая цену 2 р. 50 к.; а деньги вырученные отдам Софье Александровне для употребления в пользу бедных, особенно покойному ее мужу известных.

Константин. С.-Петербург, 10 августа 1833 года

Государь должен был вчера вечером отправиться. Да благословит Всевышний путь его! Великий князь утром очень рано ездил в Петергоф и вечером возвратился. На Каменном острове нет флага; следовательно, его высочество в городе. Императрица сегодня переехать изволит в Царское Село, куда мой князь уже отправился. Он будет приезжать сюда только ради совета, к понедельнику, после совета будет для моего доклада приезжать ко мне на дачу, а там – обедать у Блоома и опять в Царское Село.

Александр. Москва, 10 августа 1833 года

Насилу ноги таскаю: так я устал, мой милый и любезнейший друг. Одни приуготовления меня замучили, а тут надобно было еще и танцевать, а я отвык, давно не прыгал; но зато праздник совершенно удался, только Ольги явно недоставало. Все, начиная с его высочества, о том сожалели. Теперь я еще более сожалею, что балик не был отложен дня на три: Ольга успела бы приехать, мы бы позвали лишних 50 человек (было и место, и чем потчевать, всего премного осталось), и может быть, и ее высочество с великим князем удостоила бы нас своим присутствием. Я сказал его высочеству, что одного недоставало для нашего совершенного счастья. – «Что такое?» – «Присутствия великой княгини». – «Зачем же ты не позвал?» – «Мы не смели, ваше высочество». – «Что за слово – «не смели»! Почему?» – «Во-первых, великая княгиня не совсем здорова…» – «Она бы не стала прыгать, как мы, и долго бы не могла остаться, но верно бы приехала». Это было слышано, и дамы стали меня мучить – повторить вечер; но я, верно, не сделаю сего: ничего так не боюсь, как докучливости.

Ну, сударь, дом был славно убран, чисто, во всех комнатах лампы Моперта, на кои все любовались, а зала была освещена свечами; могло бы быть еще светлее, но и так с лишком 80 свеч горело, никто дома не узнавал.

Ты помнишь комнату, бывшую у тебя столовой и которую отдал я Трескину; чтобы закрыть дверь эту, мы сделали гору из прекрасных цветов; в этой густой зелени шарлатан наш Ванюшка навязал всякую всячину, розанов и других деланых цветов. Это богатство и разнообразие изумляло всех, а я уверял, что мне надавали пропасть горшков из Горенок; наверху этой горы повешен был портрет императора в золотой рамке с короною, окруженный большим лавровым венком. Большие окна овальной залы голы, без гардин; мы их украсили гирляндами в виде буквы «М» из дубовых листьев. Это «М» (Михаил) играло большую роль и делало большой эффект.

Лестница была вся в цветах также. Пашка был опять на своем месте, и великий князь заметил, что он не забыл его замечания и чести ему не отдал. Все гости были уже тут, великий князь приехал в половине десятого и тотчас начал обходить всех дам, поговорил с Иваном Ивановичем Дмитриевым, с князем Сергеем Михайловичем Голицыным, потом пройти изволил в «турецкую», где сидели, как гарем, все мамзели и молодежь. Наташа подошла спросить: позволит начать танцы? «Я здесь для того, чтобы делать, что мне прикажут». – «Соблаговолите, ваше высочество, подать нам пример».

Начались польские, кои долго продолжались, ибо его высочество ни одну почти даму не хотел оставить, не сделав ей чести с нею танцевать; потом начались танцы, кои продолжались беспрерывно до ужина, то есть до трех часов утра. В это время изволил его высочество уехать, повторяя, что он провел вечер весьма приятный, и благодарил нас очень. Два раза вальсировал с Катенькою и вообще был очень весел, свободно и милостиво разговаривал с особами, ближе к нему стоящими, не разбирая чинов.