Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Вчера был у меня секретарь посольства граф Ревентло, все благодарят за мои старания о них. По крайней мере признательны; не жалею, что рыскал, по милости Корсакова, стараясь их успокоить. Дания поселилась в своем Копенгагене, и ей очень хорошо. Дом Блоома рядом с графом Петром Александровичем Толстым. Надобно пристроить и Бальша. Жаль мне той квартиры, а делать нечего. Вчера Машку [малолетняя дочь К.Я.Булгакова, которая гостила у графини Мамоновой] не видал; первый день это так случилось. Думал быть там вечером, но эти господа меня затащили в Петровское.

Александр. Москва, 19 июля 1826 года

Поджидаю Фавста, чтобы вместе идти на церемонию, которая будет на Кремлевской площади. В семь часов велено съезжаться придворным, а мы пойдем в толпу народную. Фавста я не дождался, а потому и пошел один. Славная церемония! Это была как будто репетиция для коронации, бездна народу. Я забрался на подмостки, сделанные вокруг Ивана Великого, и прекрасно все видел. Войско было расставлено вокруг, посреди площади построен был павильон, круглый, с колоннами. Императрица и Елена Павловна, отслушав в Чудове обедню, изволили идти пешком со всем духовенством и придворным штатом в павильон этот; тут была сперва панихида по невинно убиенным 14-го числа, потом войско сделало на молитву, сняло кивера, шапки; государыня, войско, народ – все стали на колени и благодарили Бога за спасение России от козней злоумышленников. Эта картина была очень трогательна. Филарет ходил по всем рядам войск и кропил солдат. Время было хорошо и без солнца. Видел я издали Ванишу в его голубой ленте. Ну, брат, тут, на площади, только и речи, что о наказаниях злодеев. Всякий по-своему разумеет, но все рады, что это кончено.

Александр. Москва, 27 сентября 1826 года [151] Переписка братьев прерывалась, так как Константин приезжал в Москву на коронацию Николая I.

Слишком скоро прошло это счастливое время! Только что разлакомил ты нас, и все мы повесив нос.

Проводив тебя, поехали мы с Фавстом домой в твоей карете. Пошли рассуждения в его роде: нет справедливости на свете; чем бы мне выиграть в вист, выиграл богач Завадовский; чем бы Шварценбергу провалиться отсюда, брат твой уезжает! Не хотелось, а поневоле засмеешься. Я обедал у графа Нессельроде; только были домашние и Вилье, который тебе кланяется. Славная была баранина, и все тебя вспоминали. Только Северина не было; странно, что он сегодня крестит сестру свою, то есть дочь, родившуюся от мачехи его.

Великая княгиня не едет сегодня. Графиня Эльмпт писала Наташе, что завтра ее высочество ее примет поутру во втором часу. Не слышал я, возвратился ли государь из Троицы; ты это узнаешь от Рушковского подробнее.

Поутру приезжал Блоом прощаться, долго сидел. В восхищении от Тульской фабрики ружейной, но проклинает дорогу. Видя грусть Лельки [вторая дочь Булгакова, Ольга Александровна], предложил ей писать к тебе через него. «Да разве будете вы в Петербурге скорее почты?» – спросила она. «Дайте мне ваше письмо, мадемуазель: оно обеспечит мне хороший прием вашего дядюшки», – был ответ. Блоом очень зовет всех нас в Петербург. Он всю семью нашу обворожил.

Юсуповские представления очень помараны и уменьшены. Только Урусов, Цицианов и еще двое получили то, к чему были представлены. Гедеонову перстень, ни одного камер-юнкера, один камергер – Борхман. Сказывают, что Риччи вместо камер-юнкерства годовое жалованье; верно, выдумано на смех.

Поутру жена представлялась великой княгине, и были большие приключения. Все во дворце вверх дном по случаю отъезда; их водили-водили, наконец камердинер, указывая на дверь, говорит: «Извольте войти!» Наташа и княгиня Голицына, урожденная Кутайсова, входят – куда же? В кабинет великой княгини, и она удивилась, а наши еще более.

Хотели уйти, не видя ни графини Эльмпт, ни другой, кто бы их представить могла. Великая княгиня, догадываясь, что это жена, подошла и милостиво с нею говорила. Явилась и Эльмпт, очень встревожена и сердита на камердинера, который наделал всю эту кашу. Великая княгиня приглашала Наташу быть в Петербурге. Все кончилось хорошо; но этого мало. Наташа выходит после аудиенции и находит тут Ланжерона. «Добрый день, госпожа Булгакова». – «Здравствуйте, господин граф». – «Я ищу жену свою». – «А я, – отвечает Наташа, – ищу лестницу». – «Позвольте, сударыня, я вас туда отведу». Дает ей руку, ведет и вводит – куда же? В кабинет Михаила Павловича! К счастью, на эту минуту не было его тут; только жена моя перебывала, незваная, в кабинетах их высочеств.

У Луниной сказывали, что Потоцкий Станислав получил 2-го Владимира, Чиполла – крест, кажется, Владимирский, и 3000 единовременно. Юсуповские награждения еще не объявлены; но точно, многое отказано. Майкову дана 2-я Анна на шею; только что не плачет.

Обресков был у своего князя, который ему сказал: «Вы желали ключа, я поговорю о том с императором». Обресков уверен, что это последствие твоих стараний, и тебя благодарит очень; только что ему пользы от этого ключа?

Вчера сломалась ось задняя у графини Строгановой, их перекувырнули, довольно, однако же, счастливо; одна только графиня С.В. ушибла себе немного лоб; поеду ее навестить завтра. Вот все наши новости; разве прибавить, что завтра, по требованию императрицы, дают твою «Итальянку в Алжире» [оперу Россини] в Большом театре, а после будет балет. Ежели нет ложи у Мамоновой, то возьмем ложу пополам с Обресковой.

Получил сейчас повестку, чтобы являться в Чудов монастырь для слушания благодарственного молебствия за победу над персами.

Сию минуту из дворца. Государь очень был весел. Дибич читал реляцию. Взято 1500 пленных и другие трофеи. Полагают, что сим кончится война эта. Паскевичу посылают 2-го Георгия. Князя Александра Николаевича видел я тут; он меня поцеловал, прощаясь, и приглашал в Петербург. Что за время! Народу была бездна, палили пушки. Филарет говорил речь государю, но я не слыхал ничего; народ, увидев государя, закричал «ура!». Все места, выстроенные для коронации, были наполнены зрителями. Отъезд государя точно послезавтра.

Александр. Москва, 28 сентября 1826 года

Ввечеру был я с женой и детьми в Большом театре смотрел твою «Итальянку в Алжире», после был балет «Зефир»; набито было народом. Императрица прибыла с графинею Орловой, а государь позже в дрожках в одну лошадь, так что полиция его не узнала. Он ввечеру работал с графом Нессельроде, который едет в 11 часов; поеду проститься с ним и Матушевичем. Не думаю, чтобы граф докладывал вчера обо мне, а то Матушевич, верно бы, написал мне. В городе совершенно ничего не слыхать нового; множество отъезжающих, и Москва пустеет.

Я был у графа Нессельроде прощаться, но ему государь приказал остаться еще сегодня. Я выждал Гааза, который тут был, и с графом поговорил. «Найдите во всей империи хоть одного служащего моего ранга, который получал бы 1000 рублей жалованья, да притом с 1802 года». – «Мне сие известно; но видите ли, ежели б вы заняли место Малиновского, к примеру, все вышло бы само собою», – «Но некогда бывало до пяти членов; от вас зависит, что их теперь двое, тем более, что Малиновский, будучи сенатором, едва ходит в Архив, и даже безо всего этого император найдет совершенно справедливым, чтобы я был не обижен и не остался в стороне от товарищей моих по службе». – «Вы знаете, милый мой, как я вас обоих люблю, и сделаю все, что в моих силах; но здесь не могу этого завершить, вы и сами это понимаете; у нас столько неотложных дел, но ведь вы же приедете в Петербург?» – «Да, господин граф». – «Ну что ж, мы устроим все сие между нами, рассчитывайте на меня». Карета была подана; поцеловав меня несколько раз, велел завтра забежать, чтобы проститься, и уехал. Матушевич говорил мне: «Я бы на месте Нессельроде покончил с этим теперь же; время благоприятствует, император в превосходном настроении, да тут еще эта случившаяся ныне победа; но ты сам знаешь графа». Тамбовские десятины в кармане уже, так будет тихо торопиться.