Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Мне дали из Архива польские бумаги для перевода. Скучно, но как быть? Как отказать что-нибудь Архиву, столь ко мне снисходительному! Я вчера этим занялся, а сегодня отвез туда сам.

Князь Дмитрий Володимирович сказывал мне, что государь уже в дороге и нигде не остановится, кроме Варшавы.

Собрание 12-го числа было очень блистательно. Я недолго был, беспокоясь насчет жены. Много бегали за Берлицевой женою. Недурна собою, но более привлекала по французской турнюре и по отличному туалету. Его не было; говорят, болен, так и познакомиться с ним не мог. Поеду к нему; виноват я, он у меня был раза три. Лицо ее вроде княгини Голицыной.

В этот день была уже доска выставлена. Публика приглашалась избрать на новое трехлетие новых старшин на место А.С.Кологривова, Льва Алексеевича Яковлева и Ивана Александровича Нарышкина. Очень рад буду, когда избавлюсь от лестного, но скучного сего поручения.

Был у меня поутру Вейтбрехт. Дело их журнала улажено. Князь Шаликов будет издателем модного журнала , коего цель и проспект очень хороши. Тут много есть хороших материалов. Издание будет щеголевато, а главные издатели и участники: барон Штейнгель, Вейтбрехт, Шаликов, князь Иван Михайлович Долгоруков. Попрошу Вяземского сообщать тоже статьи и сам буду им при случае сообщать, что случится, касающегося до дам, моды, и тому подобное. Подписчиков уже много. Сделай одолжение, постарайся, чтобы вышло скорее князево разрешение; к нему, кажется, пишут сегодня, то есть Шаликов, прося позволения на издание сего журнала. План мне очень нравится, и, кажется, пойдет хорошо.

Александр. Москва, 15 декабря 1822 года

Говоря тебе вчера об Архиве, я забыл сказать, что весь дом отделывают заново. Я не понимаю, как можно было столько наделать на 40 000 рублей, данных Коллегией; но Архив наш всегда отличался порядком. Внутри все заново: двери, полы, рамы – все хорошо расписано. В библиотеке шкафы новые, красного дерева, везде вкус и опрятность. Лестницу узнать нельзя: сделалась прекрасна, и все это мастерил Азанчевский, молодой человек, тут же, в Архиве, служащий. Будешь в Москве, так узнаешь разве один только глобус, стоящий над крыльцом, а то все ново. Хорошо сделали, что сохранили дому старинную его наружность.

Александр. Москва, 18 декабря 1822 года

Первый раз видел я обряд дворянских выборов. Сейчас оттуда. Ездили мы с Фавстом. Большая наша зала была полна, а на хорах были дамы. Для всякого уезда учрежден особый стол, а около – стулья для избирателей. Я не записался ни в Москву – по дому, ни в Дмитров – по подмосковной; следовательно, не имею избирательного голоса, но зато избавляюсь от всяких хлопот. Был я просто зрителем. На одной стороне залы стоял большой портрет государя императора с украшениями. В половине одиннадцатого явился князь Дмитрий Владимирович, стал у подножия трона и открыл собрание речью, которую произнес очень внятно и громко. В ней говорил он об обязанностях каждого, о цели, для которой съехались, давал хорошие наставления, упомянул с похвалою об Обольянинове, о совестном судье Кашкине, о исправниках московском, богородском и рузском: не называя лиц, сказал, что некоторые, к сожалению его, не оправдали выбора дворян, заслужили нарекания и даже подверглись суду и проч. Князь уехал, а прочие поехали в собор – слушать обедню и принести присягу. Так как это долго продлится, то и положено выборы начать завтра. Ежели успею, поеду завтра, чтобы узнать. Думают, что большая часть старых предводителей будут утверждены. Говорят, что Обольянинов не остается более. Он прослужил три выбора и подлинно слаб здоровьем. Тесть в больших хлопотах: что-то с ним будет? Князь речь свою читал с бумаги; постараюсь ее достать и пришлю тебе.

Вот как утро наше прошло, а вчера не мог я не ехать на вечер к Сонцову, который два раза приезжал меня звать, и Василий Львович писал, просил не отказать ему. Было довольно народу, танцевали. Видел я тут двух невест: княжну Голицыну и Пушкину; обе живут у Катерины Володимировны Апраксиной. Первая выходит за Ухтомского, а вторая, бедная очень девушка, имела счастье понравиться молодому, пригожему Зубкову, имеющему 1500 душ. Видно, было написано на небе; а Варенька Пушкина и многие другие сидят в девках, оттого что слишком разборчивы, и кончают все старыми сенаторами.

Поди-ка, какие ныне болезни! Подагра в пупке! Когда будет она у Боголюбова в языке? Он вздор врет и вздоры пишет к Урусовыми, о Дмитрии Павловиче. Правда и то, что они не очень ему верят.

Вяземский приехал сюда дня на три с княгинею, которая брюхата. Он очень недоволен цензурою, многое конфисковавшей в статье его о «Кавказском Пленнике», помещенной в № 49 «Сына Отечества». Я с ним и Сергеем Тургеневым обедал вчера у Жихарева, где очень приятно провели время до семи часов вечера. Жихарев кланяется тебе, а сестрам велела очень кланяться жена его, бабенка предобрая и премилая.

Очень тебя благодарю за указ о Полетике. Знаешь ли, что для меня это устройство лучше сенаторства? 3500 рублей впредь до определения к месту, да 3500 рублей с курсом еще. Кто велит ему когда-нибудь определяться к месту, то есть лишиться большого оклада и нажить себе хлопот! Это и без 2-го Владимира было бы славно. Ай да Американец; меня очень это обрадовало.

Константин. С.-Петербург, 20 декабря 1822 года

О переделке архивского дома писал мне Малиновский. Хорошо сделал, что сохранил древнюю его наружность. Она идет к Архиву. Азанчевского я знаю; он также секретарем, кажется, в Библейском обществе.

Вчера Юшков присылал звать к себе на концерт. Так как не его день, то я и полагал, что будет что-нибудь чрезвычайное, и уверен был, что он звал Гурьева. С полчаса пробыв с Манычаром у князя Салтыкова, пустились к Юшкову; точно, собралось общество, граф Гурьев и он сам. Концерт был прекрасный, пели его люди арии, дуэты Россиниевы, и очень порядочно; но что было восхитительно, это концерт, который Львов играл на скрипке.

Александр. Москва, 20 декабря 1822 года

Посылаю тебе список нашим выборам. Все старые утверждены, кроме трех предводителей: серпуховской – князь Вяземский, что женат на дочери Ростислава Евграфьевича Татищева, в 22 шарах имел 17 черных; верейский – князь Оболенский, тоже был не выбран своим уездом, а с коломенским князем Петром Ивановичем Гагариным Обольянинов имел большую схватку. Гагарин этот – миллионщик, скряга, дает взаймы под большие залоги и проценты.

Он хотел отдалить от выборов одного дворянина, говоря, что он заслужил нарекание публики. Обольянинов отвечал: «Человек может быть жертвою клеветы, время его оправдает; а я почитаю недостойными выборов только тех, которые грабят, которые берут по 20 процентов». Долго оба петушились, но, наконец, Гагарин был отринут значительным большинством. Обольянинов, благодаря за доверенность дворян, не хочет, однако же, остаться. Старший кандидат по нем (ежели подлинно он отойдет) князь Василий Алексеевич [Хованский, тесть А.Я.Булгакова]; только, между нами сказано, не очень лестно для него получить в 376 шарах 128 черных. Я думаю, что Обольянинова уговорят остаться. Завтра будут выбирать судей, исправников и прочую мелюзгу. Кашкина хотели баллотировать в губернские предводители, но он был догадлив, отказался от чести, боясь черных шаров. Народу было множество, а особенно зрителей.