Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Александр. Франценсбрунне, близ Эгры,

27 июля 1819 года

Ну, брат, попался я впросак! Приехал сюда молодцом за Волковым. Вчера вдруг оказалась пресильная подагра в обеих ногах, так что я должен лежать в постели; от сего очень неловко писать, но лучше, чтобы ты все узнал от меня самого. Доктор мой радуется моей подагре как будто делу. Теперь выходит, что все недуги происходят от подагрического предрасположения, которое стремилось проявить себя. Он мне клянется, что я буду радикально излечен, и приводил мне многие примеры прошлого года. Все это очень приятно, но я мучаюсь как проклятый. Мне такую же шерсть кладут на ноги, как тебе в Петербурге я клал. Маленький Небольсин ухаживает за мною как брат; не могу им нахвалиться. Добрый мальчик! Волков поехал на два дня в Карлсбад; то-то выпучит глаза, найдя меня в постели. Здешнее место мало и довольно скучно. Еремка и Людовик Бонапарты здесь. Последнего привезли на тюфяках, а теперь он ходит качаясь.

Константин. Свирлово, 30 июля 1819 года

Ломаю себе голову, чтобы сказать вам что-нибудь новое отсюда, но совершенно ничего не знаю, да, кажется, ничего и нет. Город наш украшается, строения нового много, мостовые подымаются, сделанные уже очень хороши, но пустота чрезвычайная: изредка встретишь карету. Новое Собрание строится и устрояется, бильярды заказаны в Петербурге, столы, стулья – все это в работе; надеемся, что будет хорошо. На меня наложили старшины Собрания, как на старшину, приобрести место, принадлежащее священнику и нужное для двора, теперь об этом хлопочу.

Ну, сударь, еще новость: орел с почтамта от гнилости свалился; благодаря Богу, обошлось без несчастья, а если бы месяц ранее, когда мы были еще в городе, могла бы быть беда, ибо дети целое утро бывали на балконе, а происшествие сие случилось в 10 часов. Корона свалилась, разбила железные перила и упала на балкон, который также попортился, а в ней одной весу три пуда, во всем же орле 80 пудов; попала бы на кого, – так тут и смерть. Чиновник мой один только что успел под балконом вскочить в дверь, как еще голова упала; остатки тотчас сняли, все дерево так сгнило, что едва держалось; в почтамте при падении думали, что ударило громом. Большое счастье, что не убило никого, а ты знаешь, у нас в десять часов всегда народ и карет пропасть на дворе. Я было думал его восстановить, но нет никакой возможности, а новый делать дорого, надобно просить особенной суммы. Я думаю, обойдется и так.

Константин. Москва, 4 августа 1819 года

Меня удивляет обращение или, лучше сказать, необращение Бутягина с русскими. Разве его эта женитьба и богатство переменили, а живши с нами, когда был гол, как мы, то любил давать завтраки и обеды и со всеми быть знакомым. Уэрри я очень знаю, он, между прочим, встречал нас в Англии и устраивал все для нашего вояжа в Лондон.

Ну, брат, наш добрый начальник скончался 24-го числа прошедшего месяца. Все мы сердечно о нем сожалели, да и не одни мы, а все, имевшие с ним дело. Умер как христианин, без страха. Мы отслужили здесь по нем панихиду и от искренней души молились. Кто будет на его месте, еще неизвестно. Государь изволил выехать накануне в Архангельск, следовательно, и не мог еще назначить ему преемника. Умер также старик князь Иван Петрович Тюфякин. Сын его должен быть еще в Москве, где он проездом. 22 июля Депрерадович и Бенкендорф сделаны генерал-адъютантами, граф Апраксин, что женат на дочери дюка [т. е. дюка Серра-Каприоли, неаполитанского посланника], – флигель-адъютантом, графиня Шувалова и жена генерала Толя – кавалерственными дамами, Потемкин – дивизионным второй гвардейской дивизии. Меншиков получил первую степень Анны.

Министерством внутренних дел управляет князь Александр Николаевич [Голицын. Министром назначен был потом граф В.П.Кочубей] до назначения преемника покойному Осипу Петровичу.

Александр. Франценсбрунне, 6 августа 1819 года

Увы! Пешман отсюда отходит через два месяца. Он вылечил Элизу Баччиокшу от подагры в груди и желудке, и ценою денег она согласила его быть ее лейб-медиком и переселиться в Триест. Это незаменимая потеря для здешних больных. Мы все, русские, даем ему славный аттестат. Пожалуй, брат, позови Гизетти и скажи ему, что я не могу его довольно благодарить за лейпцигского банкира Фрезе, который по первому моему востребованию прислал мне с эстафетою, зная, что я болен, 265 червонных при самом учтивом письме. Не забудь же. Увы! Завтра остаюсь один, разлучаюсь с Волковым. Он едет на Монпелье.

Сегодня надел я сюртук в первый раз. Время бесподобное, я велел открыть окно и поглотал несколько чистого воздуха. Как скоро в силах буду одеться, то ходить буду часто к княгине Горчаковой; и она, и дочь ее княжна Софи очень милы и добры, а они живут в одном доме и в одном этаже со мною, – только перейти через коридор.

Александр. Франценсбрунне, близ Эгры,

10 августа 1819 года

Благодарение Богу! Я могу опять действовать свободно правою рукою и доставить себе ни с чем не сравнимое удовольствие к тебе писать.

Доктор Пешман в страшном восхищении пишет историю моего лечения, которая будет помещена в описании здешних вод. Он не понимает, как я существовал со всей той дрянью в кишках, на легком и в брюхе; а есть люди в Москве, которые не понимают, зачем я поехал сюда, или, лучше, которые думают, что я придрался к здоровью, чтобы порыскать и повеселиться. Знают же они мое сердце! Где я могу быть счастливее Москвы? Там для меня все в свете! По-ихнему, мне околеть в доме Шутельворта; но Бог меня не выдал: Он мне вложил в душу поехать с Волковым, чтобы совершенно переродиться.

Я не могу нахвалиться довольно русскими, которые здесь; все дежурят у меня беспрестанно: генерал Эмме, Мантейфель, Реад, князя Волконского адъютант, Любомирский, а особливо добрый Небольсин меня навещают целый день; сядут около постели, станут болтать, так, право, забудешь о боли.

Александр. Франценсбрунне, 14 августа 1819 года

Хожу по комнатам довольно бодро. Теперь пойдет скорее выздоровление, и я прошу Волкова дорогое время не терять и ехать в Монпелье, но он ждет все денег моих из Лейпцига, и чтобы я написал надпись, приличную для монумента Сергея Ивановича Плещеева [167] Друга императора Павла, моряка. в Монпелье, но ничего не родится из башки моей.

Сегодня был у меня, кто же! Старый Шнауберт, иенский профессор и отец московского Шнауберта-доктора. Узнав, что мы из Москвы, он пришел узнать от нас о сыне своем, и, услышав, в каком он ходу в Москве, старик почти плакал от радости. Я чаю, лет за 70, а женился на другой жене и имеет славного мальчика лет девяти. Скажи это Обрескову, а он передаст Шнауберту. Старик сказывал, что Иена лишилась лучшего профессора препаратов, ибо Лодер выписал его в Москву, дабы поставить и вычистить кабинет, который он в казну продал. Скажи это Лод еру и поблагодари его, что и он меня наставил на Карлсбад.