Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Вот, милый брат, моя реляция. Как я рад, что так скоро нашел случай все тебе написать, но не знаю еще, как это письмо пойдет, может, и чрез Петербург. Что же делать? Когда-то от тебя будут письма? Этого только недостает к моему спокойствию. Надеюсь скоро получить. Ради Бога, пиши чаще. Дорога сюда из Ясс довольно приятна. Я видел Рымник, который сделал Суворова Рымникским. Всякий день вижу что-нибудь достопамятное и чрезвычайно доволен моим путешествием. Право, славно быть в армии, особенно когда дела идут так хорошо, как наши здесь. Что-то вы, мои любезные, делаете? Всю дорогу о вас продумал и положил решительно, что я пресчастливый человек, имея тебя, Наташу и друзей, как бесценный Фавст. Обними его за меня. Писать некогда, негде и не на чем. Пишу в палатке у Коронеллия, и поминутно ветер уносит бумагу.

Константин. Лагерь перед Шумлой,

14 июня 1810 года

Наконец, милый и любезный брат, добрался я до своего места и не опоздал, как мы все того боялись. Из Силистрии поехал я в своей бричке с тремя новокупленными лошадьми и с большим эскортом конницы и пехоты. Таким образом проехал я верст с 50 в два дня. Тут мы простояли почти целый день для отдыха людей и лошадей. Ввечеру проехал адъютант графа Ланжерона из лагеря графа Каменского и сказал мне, что турки, которым главнокомандующий дал 4 дня сроку, дабы решиться на подписание мира, по прошествии срока отказались от подписания и что граф намерен был идти атаковать неприятеля. Я тотчас же решился оставить Клима с бричкою и ехать верхом, дабы быть при этом деле. На другой день, то есть 10-го поутру, взял я казачью лошадь и эскорту и, проехав верхом верст с 80, благополучно в тот же вечер прибыл в лагерь графа, которому отдал все пакеты и коим был хорошо принят. Граф с армиею стоял на биваке, и я тут мой первый опыт сделал. Блудов мне уступил половину своего ковра на чистом воздухе. Я так устал, что не чувствовал даже, что во всю ночь шел дождь, и весьма удивился, увидев себя совсем вымоченного. В 4 часа все встали. Блудов мне уступил одну из своих лошадей, а в 5 часов гауптквартира выступила. Армия пошла к Шумле тремя колоннами. Граф со всеми нами пошел с центром. В восьмом часу приблизились мы к высотам, окружающим город. Турки тотчас оттуда были сбиты и прогнаны в ретрашементы. Сии весьма крепки, ибо три года как неприятель занимается укреплением города и весьма успел. Мы стали на горе близ правого фланга. Целый день этот фланг был в весьма сильной перепалке, а в лощину, которая между нами и городом, высыпало множество конницы турецкой. Она несколько раз пробовала атаковать нашу конницу, но была прогоняема тотчас. Не поверишь, как весело было смотреть на все эти дела, в которые мы взяли три знамени. Один наш каре егерей весьма меня позабавил. Он стоял впереди, немного влево конницы, между нами и графом Каменским 1-м [66] Это был старший брат главнокомандующего, граф Сергей Михайлович. . Турки, его увидев, тотчас устремились его атаковать с ужасною яростью. Каре весьма хладнокровно подпустило его на картечный выстрел, да как вдруг грянуло на них из пушки и ружей, так куда девалась храбрость турецкая: все кинулись назад с большей еще поспешностью, как туда летели. Подобная же атака была ими сделана и на Александрийский полк гусаров, кои также их подпустили весьма близко и столь же славно прогнали.

Право, брат, здешняя жизнь мне весьма нравится. На другой также дрались правый фланг целый день, а прочие временно, но ничего решительного не было, ибо турки не дерутся в поле и тотчас улепетывают в ретрашементы. В эти два дня мы их сбили с высот и много им вреда причинили. Ночи провели мы под чистым небом у огня все вместе. Граф весьма мне полюбился, человек без всяких церемоний. Надобно видеть, как он хладнокровно все распоряжения делает. На другой день после пришествия к Шумле хотел уже он меня послать парламентером к визирю, но после раздумал. Мне здесь очень хорошо. Обо мне не беспокойтесь. Все почти люди знакомые и приняли дружески. Я не могу нахвалиться Блудовым: он все услуги, которые может, мне делает и теперь разделил со мною свою палатку. Вчера, наконец, ночью мы перешли влево против самого города и встали лагерем. Надобно будет еще хорошенько побить визиря, чтобы принудить к миру; но на это нужно время, ибо турки не выходят из укреплений, а их взять весьма трудно.

Я здесь нашел Резвого, Валуева, Волконского, Трубецкого, одним словом, множество знакомых, а в армии все запанибрата. Здесь также принц Мекленбургский, мой старый знакомый. Я ищу себе купить верховую лошадь. Ланской обещал мне сыскать. Я везде ездил с графом верхом. Чувствую, что это моя стихия. Ты можешь опасаться за меня, мой милый друг; и напрасно. Ты должен понимать, что главнокомандующий не подвергает себя опасности, но он повсюду бывает и все видит, и это очень занимательно. Одно событие, кое случилось на Корфу с генералом Попандопуло, очень нас, и особенно меня, огорчило. Он был убит в первый день ядром. Это был превосходный генерал. Что делать! Трубецкой был два дня в деле. Он чувствует себя прекрасно. Кстати сказать. Поехав с графом в горы, я нашел там кого? Инзова, который был там командующим. Мы были очень удивлены и рады вновь повстречаться. Я еще не видал Воронцова, который в корпусе Каменского 1-го. Я должен был обедать у них сегодня, но опоздал. Видел Бальмена.

Вижу, как улыбается Маша [невеста графа Бальмена Марья Васильевна Нарышкина], коей прошу тебя передать тотчас все, что я тебе сказал. Я ему передал ее письма, но, как всякий был на своем месте, не имея возможности его оставить, я смог повидать его только вчера. Он пришел в главную квартиру. Он чувствует себя превосходно и был в восхищении от писем м-ль Мари и всего, что я ему о ней рассказал. Сегодня он мне назначил встречу за обедом, чтобы вдоволь со мною наговориться и обо всем расспросить. К несчастью, встречи не получилось. Бальмен чрезвычайно отличился, и на него скоро посыпятся награды. Ежели он не пишет, то не по своей вине: не будучи в главной квартире, они никогда не знают, когда отбывают наши курьеры, и у них нет времени писать; но он очень просил меня не упускать случая сообщать известия о нем Марии. Начинаю сегодня. Здешние курьеры отбывают с минуты на минуту. Я не могу много писать, но тебе буду писать постоянно, и всегда буду прибавлять несколько слов, кои интересны будут милой м-ль Марии. Однако же Бальмен чувствует себя отлично и очень ее любит. Остальное – со следующей почтой. Поцелуй по сему случаю Жанно, засвидетельствуй мое почтение г-же Анриетте [жене И.А.Нарышкина] и ее девочкам. О себе, милый друг, сказать еще нечего. Слава Богу, здоров. Лагерная жизнь мне полезна, и ежели бы имел я от тебя письма, милый мой друг, то был бы совершенно доволен. Кстати сказать, не забудь, ежели будешь в Петербурге, послать мне полномочия на мое жалованье, прошу тебя это уладить. Я показал портрет доброй и милой Наташи Багратиону, который нашел его очень похожим. Вот тебе доказательство, что он со мною не расстается.