Франческо Пастура - Беллини

Период, когда создавалась «Норма» — с сентября по ноябрь 1831 года, — остается глухим, поскольку не сохранилось никаких документов об этом времени. В переписке Беллини с 19 сентября и до начала декабря тоже пробел. Немногими ориентирами служат лишь некоторые косвенные сведения, найденные Микеле Скерилло.

Все это свидетельствует только о том, что работа над «Нормой» продвигалась без непредвиденных остановок или каких-либо неожиданностей. Поэт и музыкант знали, что дату премьеры перенести невозможно — по традиции карнавальный сезон неизменно начинался 26 декабря, в день праздника Святого Стефано — и, конечно, прилагали максимум усилий, чтобы вовремя завершить сочинение и скорее начать репетиции.

Синьора Бранка вспоминала: ее муж написал столько стихов, что их хватило бы на три «Нормы». На этот раз вдова Романи сообщает правду, но плохо осмысливает ее. Верно, что для «Нормы» было сочинено очень много стихов, однако поначалу это были наброски, наметки, исходные варианты. Важна и помощь музыканта, который из лавины стихов сумел извлечь те, какие ему нравились и были нужнее всего, причем он собственноручно переписывал их, отбрасывая остальные. Свидетельством тесного сотрудничества поэта и музыканта служат страницы рукописи с первоначальными стихами либретто, испещренные пометками и поправками, сделанными рукой Беллини.

Музыкант не принял ранний вариант молитвы, с которой Норма обращается к Луне — «Casta diva» («Чистая дева»). По его мнению, молитва была неудачной. А он слышал в своей душе светлую мелодию, возносящуюся к небу, видел в воображении волшебную картину: огромный лес, залитый серебристым лунным светом, жрецов в белых одеяниях, преклонивших колена перед жертвенным костром. Над огнем возвышается Норма, воздев руки и устремив взгляд на сияющее ночное светило. В таинственной тишине чистый звук флейты как бы предвосхищает мелодию, которую начинает петь великая жрица, живой оракул таинственного бога неба Ирмина, заключенного в могучем стволе дуба.

В своей молитве Норма просит Луну ниспослать покой в мятежные души друидов, страдающих от ига римлян и пылающих ненавистью к поработителям. Стихи, которые поначалу сочинил Романи для этой молитвы, показались Беллини всего лишь бесстрастным упражнением в ритмике. Он отверг их. «Я хочу найти мысль, — говорил композитор поэту, — которая была бы одновременно молитвой и проклятьем, угрозой и восторгом». И тогда Романи написал второй вариант молитвы к Луне. Он и стал окончательным, потому что в стихах кипела страсть, какая и была нужна композитору.

Один из друзей Беллини, граф Барбó, утверждал, что музыка молитвы Нормы, которой суждено было превратиться в одну из самых ярких страниц мировой оперной классики, переписывалась восемь раз. Беллини и прежде нередко выражал неудовлетворенность сочиненной им мелодией, но при создании «Нормы» недовольство его проявлялось особенно нетерпимо. Музыкант чувствовал, что способен написать лучше, может вложить в музыку всего себя, свою интуицию, душу, знание человеческого сердца. И в самом деле, образы героев, как главных, так и второстепенных, проявляются в опере не столько в действии, сколько в музыке.

Важнейшую роль во всей опере играет хор. В отличие от греческой трагедии в «Норме» он включается в действие, ведя диалоги с солистами, как живой, активный персонаж, тем самым обретая подлинную драматургическую функцию.

Если в первом акте оперы мы видим Норму величественной жрицей и в то же время слабой, отвергнутой женщиной, то во втором действии в полной мере раскрываются красота и благородство ее души, то есть те черты ее характера и те чувства, какие с наибольшей силой способна передать лишь музыка. Пример тому — плач Нормы в сцене с детьми, которых она чуть было не умертвила собственной рукой, и страстная мольба к судьбе сжалиться над малютками. Эти страницы партитуры оказались новаторскими, выходящими за пределы музыки того времени — и по форме, и по языку. Они стали выражением вечных человеческих чувств, как всякое подлинное искусство.

Неудовлетворенность Беллини была, следовательно, не взбалмошным капризом знаменитого маэстро, а желанием превзойти самого себя в поиске совершенства. В подтверждение этого постоянного недовольства нам остаются — помимо свидетельства графа Барбó о восьми вариантах «Casta diva» — автограф семи различных вариантов дуэта Поллиона и Адальджизы, два варианта терцета Поллиона, Адальджизы и Нормы и воинственного гимна.

Финал первого акта доставил Беллини и Романи много забот, так как развитие действия создавало необходимость порвать с привычными традициями, которые требовали заканчивать первый акт в любой опере общим ансамблем с участием всех героев, включая хор. Либреттисты вместе с композиторами нередко специально придумывали подобную сцену для многих голосов, лишь бы эффектно завершить первую часть оперы.

Необычная сюжетная ситуация в первом акте «Нормы» исключала возможность вывести на сцену одновременно тенора, баса и хор. Поэтому музыканту и поэту пришлось отказаться от баса, а хор они заставили звучать из-за кулис. Общий ансамбль приберегли на финал оперы, потому что только там сюжет позволял вывести на сцену сразу всех действующих лиц вместе с хором.

Беллини, влюбленный в трагедию о Норме, без лишних споров согласился с таким решением. Однако импресарио с трудом пошел на подобное нарушение традиции, опасаясь, что это новшество не понравится публике. После чудовищной вспышки гнева поэта, который горячо отстаивал права логики и поэзии, импресарио вынужден был уступить, но успокоился не скоро. В либретто «Нормы» было слишком много непривычного. Самое главное — мало действующих лиц и почти совсем не было эффектных вокальных номеров: каждый персонаж пел ровно столько, сколько необходимо было для развития сюжета, не имея ни одной выходной арии, какие всегда вырывают у публики аплодисменты. И ансамблевый финал, перенесенный в конец оперы, тогда как по традиции было принято завершать оперу кабалеттой, исполненной сопрано, — тоже вызывал у него немалые сомнения.

В финале Норма молит о снисхождении к ее детям, которые не должны страдать за грех матери, и, назвав себя истинной виновницей всех бед, восходит на костер. За нею в огонь следует и Поллион, потрясенный ее благородством. И все же, считал Кривелли, почему бы тут не вывести на сцену детей, почему бы не зажечь среди колонн храма настоящий костер?

Теперь не только Романи, но прежде всего Беллини с горячностью защищал финал своей «Нормы». Главное действующее лицо здесь — музыка. Она одна выражает чувства героев, обнажает их душу. Только музыка способна передать безутешное горе матери, раскаяние Поллиона, сочувствие Оровеза, фанатизм хора друидов.