Франческо Пастура - Беллини

«Неаполитанцам, обрадованным приездом Беллини, — рассказывает Чикконетти, — подобная замена не понравилась, и они неприязненно встретили «Елизавету». Оказавшись между молотом и наковальней, Барбайя попросил Беллини помирить певиц. И музыканту удалось это сделать благодаря своему авторитету, личному обаянию, манерам и живости характера. Опера прошла в Сан-Карло в воскресенье 5 февраля, и на спектакле присутствовал король Фердинанд II со своим братом.

Беллини вместе с Флоримо, синьорой Турина и ее братом, как пишут газеты, довольствовался скромной ложей в четвертом ярусе, где сидел, «забившись в угол», пока публика, ободренная аплодисментами короля, не стала вызывать его на сцену. Тогда «ему пришлось уступить приглашению, — пишет хроникер, — и выйти. Сначала он появился один, а потом, когда аплодисменты стали еще более бурными, вывел с собой и обеих певиц. Это был момент подлинного триумфа Беллини».

После аудиенции у королевы-матери, состоявшейся 8 февраля и носившей приватный характер, поскольку она никак не отмечена в официальных протоколах, Белли-пи стал собираться в дорогу. Было решено, что синьора Турина с братом останутся в Неаполе в ожидании его возвращения, а маэстро поедет в Катанию вместе с Флоримо, которого он сумел извлечь из его монументального кресла в библиотеке консерватории Сан-Пьетро в Майелле, где тот восседал, как на троне.

В Неаполе Беллини пробыл еще пятнадцать дней, поскольку рейсовый пароход в Мессину отправлялся только 25 февраля. В эти же дни композитору было сообщено, что король назначил его членом-корреспондентом королевской Академии изящных искусств. Желание увидеть своих близких становилось все сильнее. «Не дождусь часа, когда смогу наконец обнять вас», — писал он дяде 9 февраля, и эти пятнадцать дней, какие еще пришлось ждать, наверное, показались ему вечностью.

Пароход «Король Фердинандо» прибыл в Мессину вечером 26 февраля с опозданием на несколько часов, из-за чего ему пришлось остаться на рейде. И несмотря на то, что на борту, кроме Беллини, находились такие важные господа, как английский банкир Камминг и генерал Ди Сант-Анна, назначенный новым командующим гарнизоном провинции Мессина, порт оставался закрытым для парохода, и пассажирам пришлось переночевать в море.

На берег они сошли в понедельник 27 февраля. Приветствие от родной земли и близких принес Беллини его отец. Дон Розарио, очевидно заранее извещенный о дне приезда Винченцо, поспешил вместе с дядей Гуеррера и еще несколькими родственниками навстречу ему в Мессину. Однако тотчас же выехать в родной город не удалось. И не столько потому, что путешественникам надо было немного передохнуть, сколько из-за празднеств, устроенных мессинцами в честь музыканта из Катании.

Самыми первыми воздали ему почести молодые любители искусства и литературы, поклонники романтической школы, для которых Беллини был воплощением идеала. Музыкант быстро подружился с ними и, пока находился в Мессине, охотно проводил в их обществе большую часть времени. Для Беллини устраивали приемы в частных домах и городских клубах, где композитор всегда бывал с большим удовольствием. А официальная встреча в театре была возглавлена самим губернатором провинции Мессина маркизом Делла Черда. Вечером 27 февраля здесь в присутствии автора исполнили оперу «Пират». Билеты были раскуплены в один миг. Желающих попасть в театр оказалось множество. Вспоминают, что один аристократ, прибывший с опозданием, вынужден был довольствоваться боковой ложей в четвертом ярусе, которую за огромные деньги перекупил у какого-то ремесленника.

Беллини вместе с Флоримо, отцом и родственниками первый акт прослушал в предоставленной ему ложе второго яруса. В антракте губернатор пригласил его к себе, в центральную ложу, и представил публике, наградившей маэстро бурными овациями.

Мессина долго хранила воспоминание об этом вечере как об одном из самых ярких событий в художественной жизни города, и спустя много лет, в 1867 году, на стене отреставрированного театра появилась мемориальная доска с надписью: «Здесь Рафаэль итальянской музыки Винченцо Беллини порадовал своим присутствием народ, аплодировавший нежным мелодиям «Пирата», и улыбался прекрасным музыкантам мессинского оркестра».

И действительно хроника тех дней отмечала, что композитор одобрительно кивал и аплодировал исполнителю соло на английском рожке в финальной сцене оперы. Но к певцам он отнесся прохладно. Одному катанийскому другу музыкант признался, что в Мессине видел своего «Пирата» «в щелочку приоткрытой двери».

Беллини покинул Мессину 29 февраля (1832 год был високосным) в тряском дилижансе, совершавшем почтовые рейсы в Катанию. Дорога в то время сильно отличалась от теперешней, столь живописной и удобной. В ту пору она не тянулась вдоль побережья, как сейчас, а шла через горы, потому что дилижанс должен был наведаться во многие отдаленные поселения. Только у Али дорога спускалась на берег Ионического моря, и вот тут-то Беллини ожидала особенно приятная встреча.

Дилижанс приветствовал небольшой любительский оркестр, исполнивший отрывки из опер катанийца, патетическую песню Амины, которую спела тогда еще совсем молодая Тереза Аморелли. Позднее она вспоминала, как растроган был этой встречей Беллини и как ласково благодарил ее.

Еще одна, последняя задержка в пути была в Ачиреале, где Беллини и его спутники остановились в гостинице на площади Сан-Себастиано, чтобы немного передохнуть. Они приехали сюда утром, а в полдень собирались двинуться дальше, надеясь засветло быть в Катании. Известие о том, что маэстро находится в Ачиреале, молниеносно облетело город, и любители музыки тут же устроили празднество. Встретив Беллини у дилижанса, они проводили его в гостиницу и не отпускали до самого отъезда, засыпав похвалами и сладостями. Музыкант отвечал на эти непритязательные знаки внимания столь же искренне и сердечно.

«Этот ангел скромности, — писал неизвестный нам свидетель встречи в Ачиреале, — был необычайно прост во всем. Он держался как самый обыкновенный путник. На нем был черный бархатный берет. Лицо нежное, красивое, живые голубые глаза, волнистые белокурые волосы, непринужденные манеры, приветливые, как и его душа. Он чистосердечно отвечал на объятия и поцелуи. Все видели в нем новую звезду на сицилийском небосклоне и восхищались им, лишь он один, казалось, был равнодушен к своей славе».

Впереди была цель, к которой он давно стремился, — Катания, родные, мать. Но последние километры, отделявшие его от дома, оказались самыми длинными. Дорога здесь тоже шла иначе, чем сейчас, не бежала по берегу Ионического моря, а вилась по крутым склонам гор от одного городка к другому, и только километров за десять-двенадцать до Катании начинала спускаться к побережью, проходя через виноградники, оливковые рощи, апельсиновые и лимонные сады, взращенные на застывшей лаве. А за серыми пустырями и зелеными рощами сияло море, голубое, как глаза самого музыканта, возвращавшегося на родную землю, к родным людям.