Ирина Кирилюк - И каждый вечер в час назначенный...

В ее адрес посыпались упреки, различные замечания, порой даже нетактичные. Вплоть до того, что Аллер вызы­вали в ЦК, где один из чиновников устроил ей «допрос с пристрастием» по поводу ее сердечных симпатий, которые в то время нужно было обязательно согласовывать с ЦК. Но как говорила Фаня Ефимовна: «Любов — ни лямпочка, ее викрутиш».

Ей пришлось уйти из театра. Спустя годы она работала в нашем театре заведующей музеем. Буквально по зернышку Аллер собрала уникальную коллекцию экспонатов, кото­рую потом варварски уничтожили.

Позже, на моей памяти, должность директора занимали различие уважаемые люди. Это и Александр Петрович Тепичан, и Павел Викентьевич Люторович, и Иван Францевич Михалюто, и Николай Николаевич Еременко, и Иван Иванович Вашкевич, и вот теперь — Геннадий Давыдько. Кто-то из них занимал эту должность недолго, а кто-то годами, терпеливо отдавая свои силы и знания этому нелегкому делу. Бесспорно, каждый из них имел свою какую-то индивидуальность: кто-то был педантичнее и сдер­жаннее, а кто-то мягче, но требовательнее.

Теплым словом я всегда вспоминаю Павла Викентьеви­ча ЛЮТОРОВИЧА. Это был очень мудрый человек. Люторо­вич умел тактично, с мягким юмором обходить все острые углы. Артисты приходили к нему жаловаться, что им не дают большие, крупные роли. Павел Викентьевич удивлялся: «Так и чего Вы жалуетесь? Вы же таки партию получили!..» (Одно время он работал директором оперного театра и вместо слова «роль» всегда говорил «партия».) Я до сих пор помню его «крылатое» выражение по поводу актерской паузы: «Ежели ты играешь павзу — так ты же хоть что-нибудьделай. А ежели ты ничего не делаешь — таки ето уже не павза, а... перерыв».

Добродушный и отзывчивый, он как-то легко располагает к себе и народного артиста, и рабочего сцены. Немножечко холеный, раскованный, Павел Викентьевич мог запросто позволить своей широкой натуре исполнить на банкете любимую арию. Вот он был такой. Но в то же время все знали его непримиримость ко всему, что выходило за нормальные рамки существования театра. Я помню, как доставалось режиссеру Борису Эрину от Люторовича за все междугородные телефонные звонки. (Правда, это мало помогало, потому что здесь Эрин был неуправляем.) Судьба несправедливо обошлась с этим замечательным человеком. Павел Викентьевич поехал отдыхать на юг и там утонул во время шторма. Утонул, будучи в прошлом опытным моряком. Судьба?!

Все, что я сказала о Люторовиче, можно повторить об Иване Ивановиче ВАШКЕВИЧЕ, который руководил Купаловским театром более 16 (!) лет. Иван Иванович — человек мягкий и добрый, человек, не только любящий театр, но и понимающий его изнутри. Актер по профессии, Иван Ивано­вич в молодости даже участвовал в нашем спектакле «Люди на болоте». С ним, я считаю, судьба обошлась тоже несправедливо. Вышестоящие органы не очень достойно прервали с ним трудовое соглашение. А ведь и для театра, и для многих артистов Иван Иванович сделал много. Достаточно вспомнить, что звание «национальный» было присвоено Купаловскому театру во многом благодаря стара­ниям именно Вашкевича. К нему легко можно было, как говорят, «попасть на прием», зайти, поговорить по любому волнуюшему вопросу. Иван Иванович внимательно выслу­шивал и по возможности старался помочь каждому. Конеч­но, как и все мы, он имел свои достоинства и недостатки, но тем не менее некая, как сейчас принято говорить, аура душевного тепла всегда была присуща этому человеку. Думаю, что Иван Иванович Вашкевич изначально любил не себя в театре, а театр в себе.

На одном из собраний Ирина Жданович высказала очень меткую фразу: «У руководства должно быть любов­ное отношение к своему делу». И мне кажется, что многие руководители по-настоящему любили свою работу и по- настоящему любили Купаловский театр.

Сегодня директор Купаловского театра — Геннадий ДАВЫДЬКО, вернее, Геннадий Брониславович, человек жи­вой, эмоциональный, способный к размышлению и хорошо знающий актерскую профессию. Но в моем сердце он существует как бы «вне директорского кресла» и без всякого отчества. Это человек, с которым мы вместе трудились над созданием моих последних работ на Малой сцене Купаловского театра, работ, которые принесли мне настоящее творческое удовлетворение...

Помню, как я долго искала пьесу и Геннадий Бронисла­вович неожиданно предложил мне «Смех лангусты» Джона Марела. Пьеса была о судьбе известной театральной актри­сы Сары Бернар, но Давыдько твердо сказал: «Зинаида Ивановна, ни о какой Саре Бернар Вы играть не будете». Несмотря на то, что это был его режиссерский дебют, я по достоинству оценила и требовательность, и его вниматель­ность к актеру, и желание, образно говоря, проникнуть в ткань пьесы, выделяя ее главную нить. «Какая была Сара Бернар,— говорил Геннадий Брониславович,— мы, конечно, почитаем, найдем нужные нам детали, черточки ее характе­ра, но, Зинаида Ивановна, имейте в виду — мы сложим свою человеческую и творческую концепцию...»

И мы ее сложили, а в мае 1991 года сыграли первый премьерный спектакль, дописав в отдельных местах пьесы монологи из моей творческой судьбы и из моей жизни.

...Я выходила на авансцену, опускалась на колени и, протягивая к зрителю руки, читала монологи своих героинь — Эржи, Бегбик, Клеи... Вся моя жизнь протекала сквозь их судьбы. Героини были такие разные и такие одинаковые одновременно. Их объединяли полетность, романтизм души и извечный поиск прекрасного, к которому всегда стремится любящее сердце женщины. «...Мы — рамантыкі, Аскар. Мы — апошнія рамантыкі на гэтай зямлі... Зараз усе нервуюцца, носяцца, мітусяцца... Мы былі іншыя... І свет быў іншы...»

Словно из кусочков мозаики, складывался необычный узор, раскрывающий зрителю тернистый путь актрисы на театральный Олимп. Сколько страданий, боли, переживаний и бессонных ночей осталось в ее прошлом. Но об этом знает только она одна. А для других — ослепительна широкая улыбка на лице.

...Ваш выход, артист, ваш выход.

Забудьте усталость и робость,

Хотя не для вас ли вырыт

Зал,

Огромный, как пропасть.

И вам по краю, по краю,

По очень тонкому краю,

По краю, как по канату,

С улыбкой двигаться

Надо.

Ваш выход, артист...

В отличие от писателя или художника актер не может ждать прихода вдохновения или душевной настроенности. Он всегда должен быть готов «пройти с улыбкой п канату». Вспоминаю, что на сотый спектакль «Смех лангус­ты» меня буквально за два дня выписали из больницы, где я пролежала (всего три месяца) с переломом ноги. Хорошо, что у нас есть такие внимательные врачи, как Анатолий Михайлович Драко. Этот человек на протяжении длительного периода творил чудеса с моим здоровьем, и во много благодаря ему игрался не только сотый спектакль, но и все последующие.