Ирина Кирилюк - И каждый вечер в час назначенный...

В нем есть та, природой врожденная белорусская деликат­ность, которая никогда не позволяет переступить запрет­ный порог, мера которого определяется им самим. И то,что для других «МОЖНО», для него — очень часто «нельзя»...»

Наиболее близко наши судьбы пересеклись, когда он работал редактором репертуарно-редакционной коллегии Министерства культуры и помогал мне с Тамарой Абакумовской «пробивать» на сцену инсценировку романа Ивана Мележа «Людзі на балоце». Кстати, именно Николай Егорович и подал нам идею инсценировки этого романа.

Помню, как мы с Т. Абакумовской радостно принесли Матуковскому «наше детище», экземпляр инсценировки раз­мером в 190 страниц!.. Он прочитал, похвалил и мягко заметил: «Молодцы! Вы очень здорово и мастерски поработали, все сделали правильно, но нужно сократить всего лишь на 100 страниц». Мы спрятали радостные улыбки и опять принялись за работу. И только с третьего «захода», когда инсценировка насчитывала около 70 страниц, Н.Матуковский подкорректировал ее и дал «добро».

Купаловский театр вяло отреагировал на наше творение, зато театр Якуба Коласа сразу ухватился за нашу инсценировку. А когда в Витебске должны были начинаться репетиции, опомнились и купаловцы. Режиссер Борис Эрин выразил желание попробовать свои силы «на мележевской почве». Что делать? Посомневавшись и поколебавшись, мы с Тамарой Абакумовской забрали из театра Якуба Коласа инсценировку. И, вероятно, правильно сделали, потому что в 1966 году Борис Эрин поставил по ней прекрасный спектакль, ставший ярким событием в истории Купалов­ского театра.

Боже мой, как играли в нем наши актеры!.. Глеб Глебов играл в этом спектакле свою последнюю роль — Корча. До сих пор ясно помню его гениальный монолог перед иконой. Это была такая трагедия хозяина и такая философская глубина! Это был, как говорят, разрыв души!.. Читались все 33 плана, о которых Г. Глебов, наверное, и не задумывался.

Потрясающе играл роль Евхима Борис Владомирский. Невозможно было оторвать свой взгляд от Павла Кормунина, ну, а для Лилии Давидович и Геннадия Гарбука даже самых сочных и ярких эпитетов не хватит.

Лилечка Давидович напоминала тоненькую молодую березку. Своеобразен голос актрисы, ее выговор, который был так неподражаем и так не похож ни на чей другой.

Мягкость, пластичность и в то же время внутренний драматизм ее героини притягивали к себе внимание зрителя. Ганнаа (Лилия Давидович) и Василь (Геннадий Гарбук) вносили в спектакль какую-то очень пронзительную лирическую ноту.

Даже в массовке этого спектакля каждый актер был яркой индивидуальностью. А какую великолепную окраску придавали спектаклю народные песни в исполнении Марга­риты Громовой! Щемящее сиротство и безысходность звучали в ее «Подушечке». Мележ говорил: «Душа разры­вается...»

Бесспорно, это был замечательный спектакль, который я всегда вспоминаю с особенной теплотой.

Вероятно, настоящее искусство всегда самобытно, все­гда имеет яркие национальные черты, национальные корни, оно прочно привязано к земле, породившей ее. Может быть, в этом и кроется пронзительная сила таких спектаклей, как «ЛюдзІ на балоце».

Я, кажется, несколько отвлеклась от разговора о драматургах, но все так близко переплетается, и хочется как можно больше «выплеснуть из своей памяти»...

«Амністыя» Николая Матуковского... Я упоминала об этом спектакле в связи с воспоминанием о режиссере Т. Кондрашове, но мне хочется рассказать детективную историю о том, как эта пьеса попала в наш театр.

Министерство культуры республики объявило конкурс на лучшую пьесу в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина. И чудак Матуковский пишет на этот конкурс сатирическую комедию, а чтобы до поры до времени спрятать «концы в воду», он едет в Москву и посылает свою «Амністыю» с выдуманным московским адресом. Жюри клюнуло на этот крючок и решило, что пьесу прислал какой-то «опытный москвич».

Так мне рассказывал Степан Степанович Бирилло, ко­торый был членом жюри. Он «украл» пьесу с конкурса и принес в театр с предложением:

- Давайте будем ставить пьесу, пока конкурс не закончен и конверты не вскрыты! Иначе у нас уведут ее из- под носа!

- Так ведь пьеса на русском языке!

- Ничего. Начнем репетировать на русском языке! А когда вскроют конверты, узнаем, кто автор, и отдадим пьесу на перевод.

Это, наверное, был единственный случай: мы репетиро­вали пьесу, не зная, кто ее автор! А автор ходил рядом, иногда заходил в театр, улыбался своей мягкой улыбкой, интересовался нашими делами, но свою тайну хранил свято. И вот жюри вскрыло конверты с фамилиями. Матуковский!.. На этом конкурсе никому не была присуждена первая премия. (Не присуждать же первую премию какому-то «москвичу». Нонсенс!) Зато были две вторые премии: одну получил Андрей Макаенок за «Калабка» (так тогда назывался «Трибунал»), а вторую... — «москвич» Николай Матуковский за «Амнистию».

Были у Матуковского потом и другие пьесы: «Беэдань», «Апошняя інстанцыя», «Мудрамер», за которую кулаловцы получили Государственную премию Беларуси. Но мне, есте­ственно, ближе и дороже «Амністыя», в которой есть частичка и моей судьбы.

Казалось бы. драматургов у нас немало (по цифрам последнего республиканского конкурса драматургов — их около ста), но тем не менее пьес, за которые театры берутся с большим удовольствием, очень и очень немного. Думаю, что жизненные ситуации подчас меняются быстрее, чем пишется пьеса. Пока автор напишет, пока театр поставит — смотришь, многое уже устарело. Сегодня уже отошли на второй план многие производственные и сельскохозяйственные темы. Главное в пьесе все-таки не конф­ликт, а человек, который является носителем времени, идей и определенной атмосферы. Конечно, люди меняются не так быстро, как время. Меняются ситуации, но так называемый человеческии типаж остается неизменным. И в поисках наиболее точного раскрытия жизненных явлений, проблем, вероятно, нашим драматургам нужно искать народность и типичность черт героя. Типичность людей своей страны, своего времени. В этом нет никакого открытия, но сейчас, в век быстро меняющихся оттенков жизни, это приобретает особое значение.

Мне кажется, путь поиска в драматургии должен затрагивать не внешние приметы современника, а глубинную, сложную человеческую сущность героя, где крепко переплетаются ничтожество и мощь, духовное уродство и сила.

Драматурги порой дают нам заранее приготовленные решения. Но ведь если с первого акта абсолютно ясно, чем окончится пьеса, то интерес зрителей к подобным произведениям пропадет по той причине, что в жизни совершенно неизвестно, что тебя ждет завтра.

Думаю, что пройдет время и для наших драматических актрис будут написаны прекрасные роли в современных пьесах, с глубокими драматическими конфликтами, с философией, динамикой, страстью, с тонкими душевными переживаниями героев.