Составитель-Дмитрий Нич - Варлам Шаламов в свидетельствах современников

День оказался неприемным, с большим трудом пробились мы через вахтера в белом халате с голосом, более подходящим для вышибалы, чем для служителя «богоугодного заведения». На третьем этаже прошли длинным коридором сквозь строй инвалидных кресел на колесах, старух с клюками, одутловатых мужчин, изуродованных гримасами паралича. Наконец, комната № 244, радостный Виктор Степанович… Пока сидели в комнате, я не мог отвести взгляд от человека на соседней койке. Он лежал, уткнувшись лицом к стене, его худая спина и ноги все время вздрагивали, передергивались. Казалось, человек беззвучно плакал навзрыд.

Мы вышли в коридор и сели на диван. Между А.В. и B.C. тягостно тлел разговор. Старик сетовал на тяжкое житье-бытье в интернате, он-де перестал чувствовать себя человеком и просит при первой возможности выручить его из этого кошмара. Недавно от эпилепсии умер его молодой сосед, теперь новый – в каком-то параличе, весь дергается… Вдруг А.В. спросил, не слышал ли B.C. о Шаламове, и услышал: мой сосед и есть Шаламов!..

Мы вернулись в комнату. Когда вошли, Шаламов резко повернулся навзничь и, как-то хаотически двигаясь, пытался сесть, пока ему это не удалось. А.В. не видел Шаламова десять лет и все спрашивал, помнит ли тот его. Шаламов пытался отвечать, но у него ничего не получалось – речь была совершенно неразборчива. Тогда он попросил бумагу и карандаш и нарисовал на каком-то клочке крест. Как понял его А.В., это должно было означать: «Вы в моей жизни плюс...».

Опубликовано в книге «Дневник // Конспект времени: Труды и дни Александра Ратнера» – М.: Новое литературное обозрение, 2007 [По-видимому, опубликовано, точнее, отпечатано на ротаторе еще в 1993 году в Вятке тиражом 18 экз. – прим. составителя]. Сетевая версия на сайте Варлам Шаламов http://shalamov.ru/memory/119

Александр Владимирович Ратнер (1948-1991), библиограф, историк, преподаватель

«В 1944 году в больнице Севлага на Беличьей я рассказала о смерти Осипа Эмильевича Мандельштама Варламу Тихоновичу Шаламову, который попал в больницу как тяжелый дистрофик и полиавитаминозник. Мы изрядно над ним потрудились, прежде чем поставили его на ноги. В больнице с ним познакомился заключенный фельдшер хирургического отделения Борис Николаевич Лесняк, через год после освобождения, в 1946 году, ставший моим мужем. Он горячо ратовал за Шаламова. Я оставила Шаламова в больнице культоргом, сохраняя его от тяжелых приисковых работ, где он долго продержаться бы не смог...»

Из статьи Александра Локтева, «Она сама выбрала Колыму», сетевая версия на сайте Новой газеты

http://www.novayagazeta.ru/data/2009/085/24.html

_________

«Я утопала в конкретной повседневной работе, заботах и планах. Мне не хватало суток. Но и работникам больницы я не давала покоя.[...]

Были и недовольные, не сразу подчинившиеся этому требованию, привыкшие к расхлябанности и безответственности.

Только два человека были в этой больнице необязательными, своим присутствием вызывали недоумение и внутренний протест истинных тружеников – это Варлам Шаламов и Женя Гинзбург. Гинзбург была сестрой-хозяйкой дома отдыха для заключенных забойщиков Бурхалы, передового прииска Севера.[...]

Вторым был Шаламов, недюжинность, даровитость которого мы с Борисом Николаевичем разглядели без большого труда, хотели его сохранить как русского интеллигента, человека нездорового, настрадавшегося от непосильного труда, голода, холода, произвола. Я сделала его культоргом больницы, он читал в палатах лагерную многотиражку, выпускал вместе с Лесняком больничную стенгазету. Летом, когда поспевал урожай открытого грунта, я ставила Варлама сторожем. Он жил в уютном шалаше, был сыт и независим. Агроном Дановский жаловался на него: «Здоровый мужик круглые сутки лежит на боку, хотя бы одну грядку в день прополол...». Я Дановского успокаивала, говорила, что у Шаламова болезнь такая. Ему нельзя.

Эти два человека были бельмом на глазу всего персонала, трудившегося в поте лица, и моим уязвимым местом, моей ахиллесовой пятой».

Нина Савоева, «Я выбрала Колыму», издательство МАОБТИ, Магадан, 1996, сетевая версия на сайта Сахаровского центра http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pagesa5a5-2.html?Key=10739&page=23

Нина Владимировна Савоева (1916-2003), врач-хирург, знакомая Шаламова по Колыме, где работала вольнонаемной, жена Бориса Лесняка

«Я видел Варлама Шаламова всего один раз: не помню, кого я искал, – заглянул в конференц-зал Союза писателей, где шло заседание. Быстро оглядел зал, трибуну. За трибуной, не касаясь ее, словно трибуны вообще не было или она была отвратительно грязной, стоял человек с неподвижным лицом. Сухой и какой-то замороженный, темный. Словно черное дерево, а не человек. В президиуме находился Илья Эренбург, измученный, взмокший, нервно подергивающийся, отчего его седые волосы встряхивались, как петушиный гребень, и тут же падали бессильно.

Эренбург пытался встать и тихо уйти, но человек, не прикасавшийся к трибуне, вдруг воскликнул властно и тяжело: «А вы сидите, Илья Григорьевич!» – и Эренбург вжался в стул, словно придавленный тяжелым морозным голосом.

Знай я тогда о Шаламове хоть что-нибудь, я бы бросил все суетные дела и остался, но Шаламов тогда еще был неведом мне; не отыскав взглядом нужного человека, я попятился из душного прокуренного зала к дверям.

Шаламов как мне рассказывали позднее говорил о расправе с писателями его поколения, говорил что-то угрожающе-неортодоксальное и Эренбург попытался «при сем» не присутствовать: лучшие главы из его книги «Люди, годы, жизнь» – о Мейерхольде, Таирове – цензура вырубала в те дни топором. Он отстаивал их в ЦК. Однако пришлось ему остаться. Вернувшиеся писатели-зэки открывали новую страницу истории литературы – Илья Эренбург не смел, да и не желал прекословить».

Из книги «На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986», Лондон, «OVERSEAS», 1979; Москва, «КРУК», 1998. Сетевая версия в библиотеке Мошкова

http://lib.ru/NEWPROZA/SWIRSKIJ/svirsky1.txt

Григорий Цезаревич Свирский (род. 1921), писатель, мемуарист

«Джон Глэд: Он был недоволен Романом Гулем, редактором нью- йоркского «Нового журнала».

Ирина Сиротинская: Да, очень недоволен, он был просто в бешенстве. Гуль печатал его аптекарскими дозами. Первую книгу Варлам Тихонович отправил на Запад через Надежду Яковлевну Мандельштам. Насколько я знаю, это была единственная попытка публикации, предпринятая с его ведома. Но Шаламова очень разочаровало то, что сделали с его первой рукописью. Он ждал, что его издадут отдельным томом, что будет удар, резонанс, а из-за публикации маленькими дозами исчез эффект. Позже он счел, что Запад его не оценил, и перестал поддерживать отношения с западными корреспондентами. Так что все последующие публикации были взяты из «самиздата».