Составитель-Дмитрий Нич - Варлам Шаламов в свидетельствах современников

– Посмотреть, не писал ли он о Раскольникове...

– Писал. Это была его последняя работа перед смертью...

Я поежилась.

– Я хотела бы посмотреть, какова его версия смерти Раскольникова: он убит или сам умер?

– Минуточку…

Директор ЦГАЛи вышла и вернулась со своим заместителем – Ираидой Сиротинской. Повторила ей мой вопрос.

– Конечно убит, – категорично сказала И.Сиротинская. – Варлам Тихонович в этом не сомневался...

Я к этому времени твердо стояла на том, что Раскольников покончил с собой...

– Я могла бы посмотреть эту рукопись?.. На чем основана его уверенность…

Меня допустили к секретному архиву Шаламова. Это был океан».

Из статьи «Шаламов», журнал «Посев», №4, 2009, сетевая версия под названием «Чтоб они, суки, знали...» на сайте Свобода слова

http://ipvnews.org/pandora_article01112010.php

__________

«Сколько бы раз я не слышала, что что-то сделано «системой», столько я стараюсь разглядеть за этим безликим словом лицо. В случае с Варламом Шаламовым мне удалось пройти дальше и глубже: я встречалась с лицом системы, снимала его, этого «друга народа», и хоть пленку украли из монтажной, и я полагаю, что знаю, кто, по прошествии двадцати лет я помню этого человека. Рука спотыкается писать «человек», но – увы – скудость языка не знает синонима для описания этих чудовищ. В. Шаламов описывал их, создавая образ. Откройте «Колымские рассказы», прочтите о вохрах, блатарях и «суках». Это был он – я знаю его фамилию. Он сидел за столом в кабинете директора «Дома ветеранов». И сложенные в замок его крепкие крестьянские руки с наколкой на каждом пальце притягивали так, что трудно было оторвать глаз.

[...] привезли его в «Дом ветеранов». С медсестрой, которая приняла его, похожего на бомжа – грязного и заросшего, я тоже говорила. И эта пленка сохранилась. Милая женщина, кроткая и сострадательная, она невероятно смущалась, когда я спросила ее, было ли что-нибудь, свидетельствующее о том, что перед ней великий русский писатель, пока она мыла и «обрабатывала» его.

– Нет, что вы, об этом даже речи быть не могло! – с неподдельной искренностью сказала она. И добавила, что он «приборами не пользовался... и компот и суп пил из миски, не мог спать на белье – мял, комкал его... речь нарушена».

Это всё было правда, но не вся правда.

Его нашли друзья в этом страшном «Доме». И навещали до последнего дня.

И записали за ним еще книгу стихов... Его нашла еще слава – там же. Пен-клуб Франции присудил В. Шаламову в 1981 году премию за его прозу, и иностранные корреспонденты, расквартированные в Москве, ринулись на поиски героя. И нашли его в этом гадюшнике, пропахшем мочой и преисподней. Я была там, нюхала, когда снимала директора в наколках.

– Никакое КГБ за ним не следило, – с презрением сказал директор. – Кому он был нужен? Это я сам позвонил в КГБ и попросил, чтоб меня оградили от этих посетителей.

Главное, что не понравилось ему в визитерах – даже не то, что они выражали ему недовольство тем, в каких условиях содержится гений, а то, что они ВСЕ!!!! – были «лица еврейской национальности».

Если он еще жив – передаю ему мое глубочайшее сочувствие.[...]

Для тех, кто не знает или забыл – напомню, что в любом казеном заведении ты облачен в казеную пижаму, которая на учете у директора. А потому – пижаму «Дома ветеранов» с В.Шаламова сняли, а пижаму психушки – надели только, когда привезли. А в пути – заплутали: январь, метель. Молодому, здоровому, крепкому поездка нагишом в январе не по силам, а обмороженному старику – верная смерть. Чего и хотела страна с января 1937-го...

Даже странно, что он еще прожил целых 72 часа.

Я нашла тех, кто прошел в том январе за ним след в след. Хрупкая женщина Лена Хинкис-Захарова в 1992-ом приехала со мной в тот самый Диспансер психохроников и рассказала, как приняла последний выдох В. Шаламова.

Татьяна Уманская, которая была с ней, пыталась осадить меня.

– Я думаю, его намеренно никто не простужал, – сказала она. – Просто об этом никто не думал. Его нужно было убрать с глаз долой, и его убрали...

Приближалось 75-летие Шаламова. Была опубликована в одном журнале большая подборка его стихов. Стихов человека, объявленного безумным. Администрация пансионата на «Планерной» хотела от него избавиться.[...]

Я сняла этот материал для телепрограммы «Совершенно секретно» в 1992 году, когда мы с Артемом Боровиком создали ее в первый, и как оказалось, последний год свободного телевидения России. Цитирую по сохранившейся у меня пленке.

Добавлю только, что ни юридически, ни фактически Варлам Шаламов одиноким человеком не был. У него была жена от первого брака, с которой он состоял в разводе. Была дочь от этого брака, которая швырнула трубку, когда ей позвонили, уведомить о дне и часе похорон. И были два сына этой дочери – то есть два его внука, которые сегодня могли бы стать миллионерами, торгуя правами на издание литературного наследия. Но им не повезло... У детей был отец, который запретил употреблять имя Шаламова в доме. Один из высокопоставленных начальников Управления... лагерями. Только после его смерти мальчики пришли в Архив литературы и искусства посмотреть на фотографии деда.

Был и второй брак, и пасынок в этом браке.

Его отпели и предали земле на Кунцевском кладбище».

Из статьи «Январь. Достать чернил и плакать... Смерть Варлама Шаламова», 2011, на сайте Свобода слова

http://ipvnews.org/pandora_article17012011.php

Арсений Тарковский и Шаламов

«[...] После смерти папы на даче в Голицыне среди случайно оставшихся в пустом доме книг я увидела тонкую книжку: Варлам Шаламов. «Московские облака».

Ощутил в душе и теле

Первый раз за много лет

Тишину после метели,

Равномерный звездный свет.

Если б пожелали маги

До конца творить добро,

Принесли бы мне бумаги.

Спички. Свечку. И перо.

А я и не предполагала, что Шаламов писал стихи! О Шаламове мне было известно очень мало. Как он жил после возвращения? Как и где писал свои рассказы? Были ли у него близкие люди и почему он умер один, в приюте? Когда я смотрела на его последнюю фотографию, у тумбочки, с миской на коленях, я спрашивала себя, где же была я. Почему не пришла к нему, не наклонилась, чтобы помочь обуться, не подала попить в его смертный час?

И вот теперь держу в руках книгу его стихов. В коротенькой аннотации, конечно, ни слова о страшной судьбе Шаламова. А на титульном листе каким-то нетерпеливым, раскидистым, неустойчивым почерком, с длинными хвостами у букв «т», «р», «у», сделана дарственная надпись:

«Арсению Александровичу с глубоким уважением и симпатией – автор. Москва,

10 сентября 1972 – В.Шаламов».

Еще в книгу была вложена записка на листке в клеточку. Вот она: «Дорогой Арсений Александрович, «Московские облака» вышли в свет, и я шлю Вам сборник с величайшим удовольствием. Ни авторских со склада, ни заказа с Лавки писателей я до сих пор не могу получить, но в магазинах сборник есть. Еще раз благодарю за рекомендацию в Союз писателей, за добрые советы, жму руку. Москва, 10 сентября 1972. В.Шаламов».