Давид Тышлер - Фехтовальные сюжеты

Правда, при всем своем мужественном облике он переживал нередко и мрачные периоды, когда все надежды казались ему бесплодными мечтаниями.

Особенно он заволновался в 1968 году перед Олимпиадой в Мехико. В команде действительно были и более знаменитые бойцы: еще дрался Нугзар Асатиани, выступал Борис Мельников.

— Успокойся, — говорил я ему. — Займись своим делом: выигрывай соревнования. А тренерские советы будет выигрывать тренер. И тогда все будет в порядке.

— Конечно, я понимаю, Давид Абрамович, но ведь могут же меня все равно не взять?

— Могут. Но об этом тебе думать нечего. Тренируйся.

Не взять Сидяка в сборную оказалось просто невозможно.

На последнем предолимпийском сборе в Цахкадзоре в отборочных соревнованиях, на которых присутствовали и представители ЦК ВЛКСМ, и специалисты из других видов спорта, он боролся самозабвенно. Его оценили по заслугам.

Еще за полгода до этого я не раз говорил ему:

— Будешь хорошо драться — попадешь в олимпийскую команду. А если попадешь, будешь драться в финале.

— Так не поставят же, Давид Абрамович!

— Поставят. В команде есть ветераны, а им уже трудно выдержать напряжение всех боев. Кто-нибудь может не очень удачно выступить в личных соревнованиях и к командным просто выдохнуться. Тогда на финал поставят тебя. А уж если там ты выиграешь два боя, — станешь заслуженным мастером спорта.

— Ой нет, не может быть, не верится…

Но, к великому счастью, все эти предсказания сбылись.

В полуфинале у нас была очень тяжелая встреча с французами. Их команду нельзя было назвать особенно сильной (только один участник, Арабо, считался фехтовальщиком экстракласса), но уж очень нервным получился матч. И судили его на редкость необъективно.

Матч начался, и ребята сразу почувствовали: что-то не то. Вроде бы не должно быть причин предельно напрягаться, однако выигрывать очень тяжело. Мы с Кузнецовым забегали, начали ребят пугать, что недалеко и до проигрыша. Ничего не помогает. Будто в оцепенении фехтуют.

— Да ладно, — говорят, — чего там беспокоиться! Выиграем все равно.

Однако вижу — положение серьезное. Ракита после личного первенства был какой-то истощенный, вялый. Подхожу к нему:

— Марк, надо же что-то делать! Выручай команду!

Он дрался в этом полуфинале с поразительной ответственностью. Все четыре боя у него начинались с проигрыша: то 3:1, то 4:2, то 4:1, но он сумел вытянуть все четыре. В конце концов переломился и весь ход общекомандной встречи; после неустойчивого баланса 6:6 матч закончился нашей победой — 9:6. Ракита очень много сделал для этого, и к финалу у него уже не оставалось сил.

А Сидяк вышел на первый бой финала против Каларезе. В 1968 году это был опытнейший мастер, десять лет выступавший на мировой арене. Сильный физически, тоже левша, он завязал исключительный по накалу поединок. Сидяк проиграл — 5:3. Сошел с дорожки, весь дрожа от напряжения. Говорю ему:

— Молодец, дрался хорошо! Это же Каларезе! Ничего, дальше будет легче.

А следующий бой — с Сальвадоре. Он считался первым номером итальянской сборной, даже более сильным, чем Каларезе. Тот просто опытней, да еще и неудобен тем, что левша. Кроме Сидяка, у нас тогда не было в сборной фехтовальщика, держащего оружие в левой руке, и тренироваться ему было не с кем. Поэтому бой с левшой представлял для него определенную трудность.

Сидяк выиграл у Сальвадоре. Когда он наносил последний, пятый удар, у него вдруг сломалась сабля. Сидяк испугался: вдруг поломанное оружие как-то повлияет на решение судей, и быстренько сунул обломок сабли под мышку. Судьи удар засчитали — он был бесспорным. А Сидяк с обломком под мышкой пошел пожимать руку сопернику.

Сходит с помоста счастливый и страшно довольный тем, что сохранил полное самообладание и саблю спрятал. Потом он выиграл и еще один бой, а значит, намеченную программу выполнил.

Очень хорошо помню тот совет, на котором решали, кто будет фехтовать в финале. Присутствовали два тренера — Лев Кузнецов и я — и все члены команды. Из пяти фехтовальщиков на помост должны были выйти четверо. Мы предложили высказать свое мнение участникам. Насчет первого номера споров не велось — это Ракита, вторым также единогласно назвали Назлымова, а третий кто?

Винокуров вдруг говорит:

— Третьим пусть будет Сидяк. Фехтует против итальянцев надежно и наверняка будет рваться в бой.

Это что-то новое! Значит, Сидяка считают третьим? Кто же четвертый? И тот же Винокуров предлагает:

— Мавлиханов. Я буду в запасе.

Странное предложение. Даже сам Мавлиханов не думает, что оно наилучшее, и говорит:

— Винокуров дерется сильнее. Я и в полуфинале себя неважно чувствовал.

Проголосовали. Получилось — Винокуров дерется, Мавлиханов в запасе. Тут-то и выяснилось, почему Винокуров не хочет выступать. Он, оказывается, подсчитал, что если команда выиграет, то он и оставаясь в запасе все равно станет заслуженным мастером спорта, потому что уже выступал много и результаты показал хорошие. А если, сражаясь за команду, он плохо выступит, то этого звания не получит. Стать заслуженным мастером — заветная мечта любого спортсмена, и Винокуров вдруг решил подстраховаться.

— Ну, знаешь ли, — зашумели ребята, — больно хитрый! Победу надо делать собственной рукой, а не сидя на скамейке. Дерись!

Наши ребята стали олимпийскими чемпионами. И Винокуров, и Сидяк получили звания заслуженных мастеров спорта.

Не дожидаясь официальной церемонии поздравлений, они решили отметить это событие по-своему. Заранее договорились, что если станут заслуженными мастерами спорта, то на радостях искупаются ночью в фонтане в самом центре Олимпийской деревни. Я узнал об этом случайно и решил во что бы то ни стало воспрепятствовать им: ведь после такой забавы они могли и не дождаться вручения значков заслуженных мастеров!

И я остался ночевать с ними. Сдвинули две кровати и улеглись втроем. Посередине — тренер, по бокам — оба чемпиона. А то сбегут ведь, как мальчишки! Несколько раз за ночь я просыпался оттого, что кто-то набрасывался на меня, начинал трясти, обнимать. Оказывается, Сидяк просыпался, вспоминал, что он теперь заслуженный мастер, и не мог не выразить свой восторг и благодарность.

Не так-то просто бывает понять, почему выигрывает тот или иной большой мастер. Да иначе и быть не может. Ведь понять это — значит уже наполовину обыграть его. К тому же ни один сильнейший фехтовальщик не похож на другого. Каждый имеет индивидуальные черты и своеобразно их использует. Пожалуй, не было в истории и такого фехтовальщика, у которого не обнаружилось бы недостатков. Все дело в том, чтобы умело использовать их, сделать для противников неудобными, а еще лучше непонятными.