Джули Кавана - Рудольф Нуреев. Жизнь [litres]

«Тогда я единственный раз видел, что Рудольф ради кого-то готов все перевернуть. Он позвонил мне и сказал: «Пожалуйста, прими Кеннета, он красивый – он такой, он сякой». Он действовал очень напористо и звонил мне без конца. Так что, учитывая способности Кеннета и его красоту, я принял его в труппу, но выяснил, что он начисто лишен честолюбия. Мы поставили на него «Камелот», и в день премьеры перед самым спектаклем он ходил за покупками и вернулся с камерой. Он был туристом, который несерьезно относился к своей карьере».

Но вера Рудольфа в Кеннета оказалась вполне обоснованной. Сделав себе имя как международный приглашенный артист – он добился большой известности в паре с великолепной амазонкой «Королевского балета» Зинаидой Яновской, – сегодня, в тридцать девять лет, Кеннет утвердился как хореограф и наставник. Его, как и Рудольфа, Ричард Аведон фотографировал, когда он танцевал голым. Фотографа поразила его физическая красота. Он называл его «богом, нордическим богом». Но если он и не достиг положения суперзвезды, на что рассчитывал его наставник, все потому, как уверяет Кеннет, что он предпочел «более нормальную жизнь» (женившись во второй раз, сейчас он отец троих детей). Рудольф всегда говорил, что может различить в танцовщике ауру любви к семейной жизни. «Это видно на сцене. Смотришь и видишь, что у него или у нее есть семья, дети, домик в деревне, куда он ездит каждую пятницу. Балет не может быть такой же работой, как работа в конторе. Он означает все». И Кеннет признает, что, если бы Рудольф не заставил его, у него бы не было дополнительного измерения, способности отдавать себя до такой степени, когда все остальное перестает существовать. «Рудольф дал мне возможность, выбор, но я хотел и семью. И в конце концов мне кажется, что я взял лучшее из обоих областей».

Осенью 1989 г., когда турне «Король и я» переместилось на запад, так как на Бродвее не было заключено контрактов, Рудольф возместил разочарование тем, что шел в ногу с кассовыми сборами. «Почти каждый день он проверял, как у них идут дела, чтобы его, не дай бог, не обманули с процентами». Друзья послушно проезжали большие расстояния, чтобы посмотреть шоу. Лео Ахонен, который в Вагановском училище жил в одной комнате с Рудольфом, приехал вместе со своей женой-танцовщицей, Сойли Арвола, из Техаса в Тампу. Благодарный за слова похвалы («Он так хорошо умирал»), Рудольф попросил Лео передать Марго, что ему очень понравилось, так как кто-то прислал ей негативные отзывы. Проведя Хеллоуин с Уайетами во время выступлений в Уилмингтоне, Рудольф, казалось, пребывал в хорошем настроении, хотя Филлис сделала ему выговор, заметив, что он делает балетные упражнения вместо того, чтобы петь гаммы. «Они устроили большую шумиху вокруг его пения». Лиз Робертсон, игравшая вместе с Рудольфом, как могла старалась ему помочь – «Она вела себя с ним замечательно», – но безуспешно. Уайетам было «больно смотреть» на игру Рудольфа, как и Мод и Уоллесу, которые тоже посмотрели шоу в Уилмингтоне. «Он не спросил нас, что мы думаем, а мы не сказали».

Почти ежедневно Рудольф звонил Марио Буа, чтобы выяснить, как идут переговоры в Опере, «надеясь, что он настоит на своем». Мод изо всех сил убеждала его бросить шоу и вернуться в Париж. Она совершенно справедливо заметила, что Пьер Берже надолго там не задержится. Так как «Опера Бастилия» теряла миллионы долларов в год, было очевидно, что, как только правые вернутся к власти, выберут нового президента. Берже считали «некомпетентным на административном и еще менее компетентном на художественном уровне», и в число музыкальных титанов, которые отказали Опере в поддержке, входили не только Пьер Буле, но и Герберт фон Караян, Зубин Мета и Георг Шолти. «Рудольф, – сказала Мод, – по-моему, тебе нужно вернуться». Но он ответил: «Художественный директор может быть только один. Если я не буду полностью распоряжаться, я не соглашусь. Хочешь, чтобы я поехал, если я буду несчастлив?» Конечно, мне пришлось ответить «нет».

Также обнаружив, что его авторитет подорван, Барышников в сентябре прервал контракт с «Американским театром балета». Джейн Херманн назначили временно исполняющей обязанности директора; она заменила помощника Миши Чарльза Франса, который болел и на год взял отпуск. Естественно, Рудольф ожидал, что его пригласят на этот пост. «Мое имя предлагалось повсюду… оно было у всех на устах». Когда он понял, что в конце концов его кандидатура на этот пост не рассматривается, он начал организовывать себе поддержку довольно извилистым образом. Так, он просил Джона Тараса посоветовать правлению назначить на этот пост Марго. «Он всегда думал, что ему хочется руководить балетной труппой вместе с ней, – говорит Мод. – Потому что она была дипломатом, а он нет». Но, как Рудольф прекрасно понимал, Марго была не в той форме, чтобы руководить балетной труппой. После того как у нее диагностировали последнюю стадию рака, она получала лечение в Хьюстоне и с августа перенесла две большие операции.

«Я уволила Тараса, – говорит Херманн, – и тогда Рудольф стал еще своенравнее. В конечном счете он думал, что я должна отдать ему АТБ». Но правление не только не хотело еще одного русского на руководящем посту. Рудольф, по словам Херманн, не подумал, насколько труднее руководить труппой в Америке, особенно такой, у которой имелся 5,5-миллионный долг. «У нас не было денег. Я и сама не хотела браться за такую работу, и ни один хороший художественный руководитель не принял бы труппу на таких условиях. Со стороны Рудольфа имела место огромная иллюзия. Плюс то, что невозможно привести на руководящий пост человека, больного СПИДом».

У него появилась еще одна идея. Когда его спросили, может ли он представить себя в 60-летнем возрасте во главе Кировского театра, Рудольф без колебаний ответил: «Могу. Отношения с Кировским балетом – особенная вещь. Их не уничтожишь. И Баланчин не мог. Уверен, ни у одного танцора Большого театра нет таких связей, таких чувств. Ты скован на всю жизнь». Он уже восстановил связь с тогдашним директором труппы, Олегом Виноградовым, своим ровесником и соучеником по Вагановскому училищу, которого Рудольф еще в 1988 г. просил поставить его «Пакиту» в Париже. А в начале 1989 г., услышав, что Наталью Макарову пригласили выступать с Кировским балетом, он позвонил Виноградову и сказал, что хотел бы последовать по ее стопам. «Так приезжай и танцуй», – предложил директор, и они договорились позже условиться насчет дат. Поездка Рудольфа состоялась всего через неделю после разрушения Берлинской стены 6 ноября; он считал это знаком того, что все каким-то образом предрешено. «Я уехал из СССР, когда начинали строить Берлинскую стену, а вернулся, когда ее снесли, – символично, правда?»