Уильям Грейвс - Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 [Воспоминания командующего экспедиционным корпусом] [litres]

Наши сотрудники, приписанные к району от Маньчжурии до Верхнеудинска, который в соответствии с соглашением находился под охраной японцев, подверглись оскорблениям, а в двух случаях военные под командованием Семенова даже заставляли их выйти из поезда. И если бы не твердость, проявленная полковником Морроу по защите наших служащих, приписанных к данному району, я полагаю, что они могли быть уничтожены бандами головорезов, орудовавших под командованием Семенова.

В завершение мне хотелось бы выразить твердую уверенность в том, что, если бы командующие другими союзническими войсками, занятыми в охране железной дороги, проявляли бы такую же стойкость, как вы, Межсоюзническое железнодорожное соглашение было бы успешно выполнено».

Колчак больше не играл никакой существенной роли в том, что происходило в Сибири. В ночь с 13 на 14 декабря британская миссия сообщила об эвакуации из Ново-Николаевска, и 14-го Колчак уже отошел на восток до самого Мариинска. На железной дороге возникло страшное и постыдное столпотворение, ставшее поводом для обвинений и контробвинений в нечестности при распределении локомотивов, которых отчаянно не хватало.

23 декабря полковник Эйхельсберг предал мне следующую информацию, полученную от польской миссии:

«На станции Татарская адмирал Колчак обратился в польскую миссию за защитой от собственных солдат, пытавшихся его арестовать, и был препровожден в польский бронепоезд.

Колчак выразил русским и союзным властям протест против того, чтобы его передвижением на восток руководили чехи. Он заявил, что подвергается со стороны чехов угрозам и оскорблениям.

Семенов отправил чехам телеграмму, требуя, чтобы поезду, на котором везут высшее российское командование, больных, раненых и их семьи, а также остатки национального достояния, разрешили проехать в Иркутск».

Последнее требование было для Семенова далеко не маловажным.

24 декабря генерал Нокс сообщил мне, что чехи будут сопровождать Колчака из Красноярска в Иркутск.

18 января чешский гражданский представитель на Дальнем Востоке доктор Гирза сказал, что он говорил с начальником чешского штаба в Иркутске по прямому проводу и его проинформировали, что Колчак в плену у социалистов-революционеров.

Получить новости непосредственно из Иркутска было очень сложно.

Позже нам сообщили, что представители союзников, включая генерального консула Харриса, уехали из Иркутска в Читу за четыре или пять дней до того, как в этот город прибыл Колчак под защитой чехов.

Социалисты-революционеры потребовали, чтобы Колчака передали им, и предупредили чехов, что, если те откажут, они попытаются отбить его силой. Учитывая оскорбления, которым подвергались чехи со стороны Колчака и его сторонников, было бы нерезонно ожидать, что они станут за него биться. Особый гнев иркутских эсеров вызвали действия одного из генералов Семенова, который, покидая Иркутск перед прибытием Колчака, забрал с собой двадцать самых видных людей города под предлогом, что, если их там оставить, они могут создавать проблемы. Этот генерал уверял жителей Иркутска, что собирается отправить их на восток, но дал понять, что не намерен причинять им вреда, а сам увез на Байкал, убил и сбросил тела в озеро.

Конечно, Колчак не имел к этому никакого отношения, но возмущение людей распространилось и на него, поскольку в таких случаях человеческая ярость выплескивает через край. Колчака отдали под трибунал, осудили и утром 7 февраля 1920 года расстреляли.

В декабре 1919 года сто тысяч человек, одетых, вооруженных и снабженных всем необходимым британцами, перешли на сторону большевиков, которые отправили генералу Ноксу телеграмму с благодарностью за предоставленную советским войскам одежду и экипировку. Теперь они обладали достаточной силой, чтобы требовать справедливого отношения со стороны иностранцев, находившихся в Сибири. Они больше не собирались терпеть положение, когда железные дороги, находившиеся под охраной иностранных войск, использовались исключительно в интересах их врагов.

Американцы делали все, что могли, чтобы защитить железную дорогу на участках, определенных как зона их ответственности. И поскольку эти участки были разбросаны по достаточно большой территории, американские войска пришлось разделить на небольшие отряды для охраны каждого из них. Положение этих отрядов становилось все более опасным, поскольку эти малочисленные отряды не смогли бы справиться с гораздо более крупными частями, угрожавшими атаковать нас.

В декабре один из командиров противостоящих Колчаку сил приехал к майору Миласки из 31-го пехотного полка, в обязанности которого входила охрана сучанской железнодорожной ветки. Он заявил, что они не хотели бы конфликтовать с американцами, но заметил, что, охраняя железную дорогу, мы помогаем кучке реакционеров и оттягиваем окончательное решение их проблем. И поскольку его обязанность – предотвращать возможные поставки угля и оружия Колчаку, он будет вынужден пойти на конфликт с нами, если этого потребует достижение поставленной задачи. Он также сказал, что они не намерены препятствовать передвижению любых других поездов.

Кто смог бы обвинить этих людей? Правительство Колчака было всего лишь оболочкой, не пользовавшейся никакой поддержкой среди русских, если не считать кучки бывших царских офицеров.

27 декабря я телеграфировал военному министерству следующее: «Безопасность американских войск требует их концентрации, и, следовательно, они должны оставить часть секторов, назначенных им для охраны. Мы находимся все ближе к тем местам, где Калмыков, Семенов и Розанов ведут бои с русскими, которые заявляют, что хотят установить на востоке представительную власть. Эти люди не являются большевиками в том смысле, как это понимают в Соединенных Штатах».

29 декабря я получил следующую телеграмму: «Совершенно секретно сообщаем вам, что через несколько дней вы получите приказ о всеобщем отступлении ваших войск. Держите это в тайне до тех пор, пока не получите приказ».

Мне велели сконцентрировать свою команду, но не называть реальную причину, пока не придет время заявить об отступлении. Несомненно, за этой секретностью скрывалась попытка заставить японцев понять, что их миссия завершена, и выполнить то, в чем они заверяли русских, когда входили в Сибирь, а именно: «Япония заявляет, что после достижения указанной выше цели она незамедлительно выведет свои войска с территории России и оставит неприкосновенным суверенитет России во всех вопросах, как политических, так и военных».

Цель, которую имели в виду японцы, состояла в том, чтобы помочь чехам выбраться из Сибири, поскольку сообщалось, что им угрожает опасность со стороны немецких и австро-венгерских военнопленных. Но если учесть, что в тех местах Восточной Сибири, где действовали японцы, чехи никогда не нуждались в военной помощи, казалось разумным ожидать, что они уйдут.