Юрий Кобаладзе - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Но еще более странной была другая сторона дела. Должен признаться, я обладал большим преимуществом: с самого начала я знал почти наверняка, кто замешан в этом деле. Но даже если отбросить это преимущество, мне казалось совершенно очевидным из содержания сообщений, что дело касается не мелкого агента, который подбирает обрывки бумаг из корзин и случайные копирки. Некоторые из сообщений Гомера касались довольно сложных политических проблем, и о нем не раз говорили с уважением. Можно было не сомневаться, что речь шла о человеке, занимающем довольно высокое положение. Нежелание начинать расследование в соответствующем направлении можно объяснить лишь неким психологическим барьером, который упорно мешал заинтересованным лицам поверить, что уважаемый член их общества способен на такие вещи. Существование такого барьера полностью подтвердилось комментариями, которые последовали за исчезновением Маклина и Берджесса, да и после моего побега. Вместо того чтобы признать очевидную правду, давались исключительно глупые объяснения.

Я понимал, что эта странная ситуация не может продолжаться вечно. Когда-нибудь кто-нибудь в Лондоне или Вашингтоне посмотрит на себя в зеркало, и его осенит догадка. Начнется изучение дипломатов, и рано или поздно дело прояснится. Главный вопрос заключался в том, когда наступит это «рано или поздно».

Из бесед с моими друзьями на встречах в окрестностях Вашингтона я сделал два основных вывода. Во-первых, обязательно вытащить Маклина, прежде чем он попадется в сети. Это было принято за аксиому. Вопрос о том, как он может быть использован Советским Союзом в дальнейшем в случае побега, не обсуждался. Достаточно было того, что это старый коллега. Некоторым читателям, возможно, трудно будет это понять. Я и не прошу их об этом. Но пусть меня не винят, если в последующем им придется пережить неприятные минуты. Во-вторых, желательно было, чтобы Маклин оставался на своем посту как можно дольше. После его побега спокойствия ради было заявлено, что он был «всего лишь» заведующим американским отделом Министерства иностранных дел и, следовательно, не имел свободного доступа к особо важной информации. Но нелепо полагать, что опытный агент, занимающий важный пост в Министерстве иностранных дел, имеет доступ только к тем бумагам, которые попадают к нему на стол в связи с его повседневными служебными обязанностями. Я уже рассказывал, как получил доступ к делам английских агентов в Советском Союзе, когда считалось, что я лишь гоняюсь за немецкими шпионами в Испании. Короче, наш долг заключался в том, чтобы доставить Маклина в безопасное место, но не раньше, чем это станет необходимым.

Были и еще два осложнения. Меня послали в Соединенные Штаты на два года, и поэтому я ждал замены осенью 1951 года. Я не имел представления о том, куда меня назначат впоследствии. Это мог быть Каир или Сингапур, то есть места, где я буду далек от дела Маклина. Нащупывая в относительном неведении решение, мы пришли к выводу, что в интересах безопасности надо организовать спасение Маклина самое позднее к середине 1951 года. Второе осложнение вытекало из положения Берджесса. В Министерстве иностранных дел он чувствовал себя явно не в своей тарелке. У него не было ни со-, ответствующего темперамента, ни нужных качеств для работы в этом учреждении. Одно время он подумывал об уходе и кое-что подготовил для себя на Флит-стрит [59] Улица в Лондоне, где расположены редакции главных газет. . Такое настроение отражалось на его работе в Министерстве иностранных дел, так что его уход мог превратиться в увольнение. Во всяком случае, он стремился назад, в Англию.

В чьем-то мозгу — не знаю в чьем — эти две задачи объединились: возвращение Берджесса в Лондон и спасение Маклина. По возвращении в Лондон из английского посольства в Вашингтоне Берджессу, естественно, надо будет нанести визит заведующему американским отделом. Следовательно, он будет иметь хорошую возможность сообщить Маклину о намеченной операции по спасению. Он мог бы уйти в отставку в Вашингтоне и без всякого шума вернуться в Лондон. Однако показалось бы странным, если бы Маклин исчез вскоре после добровольного возвращения Берджесса в Лондон. Нужно было устроить дело так, чтобы его отправили в Англию независимо от его желания. Эта идея очень понравилась Берджессу, и он осуществил ее самым простым способом. В течение одного дня его трижды задерживали за превышение скорости в штате Вирджиния, и губернатор отреагировал на это именно так, как мы и рассчитывали. Он послал в Государственный департамент гневный протест по поводу вопиющего злоупотребления дипломатическими привилегиями. Протест был показан послу. Через несколько дней Берджессу с сожалением сообщили, что ему придется покинуть США.

Как только была установлена возможность использовать Берджесса в операции по спасению Маклина, внимание переключилось на мое собственное положение. Несмотря на все предосторожности, могла вскрыться связь Берджесса с Маклином и расследование его деятельности могло бросить тень на меня. Казалось, вряд ли тут можно было что-нибудь сделать, но я подумал, что мне удастся отвлечь от себя подозрение, если я сам сделаю положительный вклад в расследование дела об утечке информации в английском посольстве. До сих пор я держался в стороне, предоставив ФБР и МИ-5 делать все, что было в их силах. Теперь, когда уже вырисовывался план спасения, у меня не было причин не подтолкнуть расследование в нужном направлении.

С этой целью я написал докладную записку в Лондон, указав, что мы, возможно, тратим зря время на дотошное изучение обслуживающего персонала посольства. Я по памяти напомнил показания Кривицкого, из которых следовало, что начальник отдела советской разведки по Западной Европе в середине ЗО-х годов завербовал одного молодого человека, который только что поступил в Министерство иностранных дел. Этот молодой человек происходил из хорошей семьи и получил образование в Итоне и Оксфорде. Он оказывал помощь советскому разведчику по идейным соображениям, а не за деньги. Я порекомендовал сопоставить эти данные со сведениями о дипломатах, работавших в Вашингтоне в 1944–1945 годах, то есть в период, к которому относились сведения об утечке информации. Я получил ответ от Вивьена, в котором он заверял меня, что эта сторона дела тоже имеется в виду. Однако из материалов не было видно, что в этом направлении что-то делается, а ошеломляющая скорость, с какой начали развиваться последующие события, показала, что эта идея была относительно новой.

Сопоставление материалов Кривицкого с данными об утечке информации в посольстве позволило составить список из шести имен, который был послан нам из Лондона с сообщением, что ведется интенсивное расследование. В списке были имена Роджера Мейкинса [60] Председатель Комиссии по атомной энергии. , Пола Гор-Бута [61] Возглавлял английскую информационную службу в Америке. Впоследствии постоянный помощник министра иностранных дел. , Майкла Райта и Дональда Маклина (можно было возразить, что Маклин не учился ни в Итоне, ни в Оксфорде, и он в самом деле не учился там, но МИ-5 не придала особого значения этой детали, считая, что, по мнению иностранцев, все молодые англичане из хороших семей должны учиться в Итоне и Оксфорде). Этот список доставил Бобби Маккензи одну из счастливейших минут в жизни. Внимание Бобби привлек Гор-Бут. Почему? Он учился в Итоне и Оксфорде; он поступил в Министерство иностранных дел в середине 30-х годов; он был знатоком классической литературы, и поэтому кличка «Гомер» вполне подходила к нему, а кроме того, имя Гомер по-русски созвучно с именем Гор. Что касается убеждений, то Гор-Бут был христианином и трезвенником. Чего еще надо? Это была неплохая идея, и я надеялся, что она займет Лондон, по крайней мере, на несколько дней.