Юрий Кобаладзе - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Берджесс собрал свой багаж и уехал. В последний вечер мы ужинали в китайском ресторане, где в каждой кабине был репродуктор и играла музыка, которая помогала заглушать наши голоса. Шаг за шагом мы обсудили весь план. По прибытии в Лондон Берджесс должен был встретиться с советским связным и информировать его обо всем. После этого, заготовив лист бумаги с указанием времени и места встречи, он должен был нанести визит Маклину в его кабинете и передать ему этот листок. Затем ему предстояло прийти на эту встречу с Маклином и ввести его в курс дела. С этого момента я уже отключался от операции. Берджесс выглядел расстроенным, и я догадывался, что у него на душе. Когда на следующее утро я привез его на станцию, моими последними словами, сказанными полушутя, были:

— Смотри и сам не убеги.

Осенившая Маккензи идея насчет Гор-Бута не произвела особого впечатления на МИ-5. Изучая свой короткий список, они искали человека из ряда вон выходящего, который меньше всего соответствовал обычному типу дипломата. Это был разумный метод, и в результате они поставили имя Маклина во главе списка. Он не любил посещать светские рауты дипломатического корпуса и предпочитал общество независимых умов. В отличие от него, все другие люди в списке удивительно соответствовали нормам своего круга. Сообщив нам свои выводы, МИ-5 информировала нас, что Маклином, вероятно, займутся, когда дело против него будет завершено. Тем временем ему будет закрыт доступ к некоторым документам Министерства иностранных дел, а сам он будет взят под наблюдение. Два последних решения, принятые, видимо, с целью успокоить американцев, были неразумными. Но я не видел причин критиковать их. Я рассудил, что со временем они могут сослужить мне хорошую службу в случае, если что-то пойдет не так, и оказался прав.

Тем не менее меня встревожила скорость, с какой развивалось дело, и на следующей встрече с советским связным я предупредил его, что надо торопиться. У меня оказался также предлог написать прямо Берджессу. Заведующий транспортом посольства дважды спрашивал меня, что делать с «линкольном» Берджесса, который тот оставил в гараже. Использовав этот предлог, я написал Берджессу, что, если он немедленно не примет мер, будет слишком поздно, потому что я отправлю его машину на свалку. Ничего другого я сделать уже не мог.

Однажды рано утром мне позвонил по телефону Джеффри Патерсон и сообщил, что только что получил ужасно длинную телеграмму из Лондона с грифом «весьма срочно». Он отпустил свою секретаршу на неделю в отпуск, а лично ему потребуется целый день, чтобы расшифровать телеграмму. Не мог бы я прислать ему в помощь мою секретаршу? Я отдал необходимое распоряжение и присел, чтобы успокоиться. Это наверняка было то самое. Попался Маклин или успел скрыться? Мне не терпелось броситься в посольство и самому помочь в расшифровке телеграммы. Но, несомненно, было благоразумнее заняться своими обычными делами, будто ничего не случилось. Придя в посольство, я пошел прямо в кабинет Патерсона. Он был бледен.

— Ким, — прошептал он, — птичка улетела.

Я изобразил на лице выражение ужаса (надеюсь, мне это удалось).

— Какая птичка? Неужели Маклин?

— Да, — ответил он. — Но хуже того: Гай Берджесс бежал вместе с ним.

Тут уж мой ужас был неподдельным.

Бегство Берджесса вместе с Маклином поставило меня перед судьбоносным решением. Еще в самом начале, когда мы обсуждали план побега Маклина, мои советские коллеги допускали, что какие-либо непредвиденные обстоятельства могут поставить меня в опасное положение. На этот случай мы разработали план побега для меня, и решение о введении его в действие я должен был принять сам в случае крайней необходимости. Было ясно, что исчезновение Берджесса вызывало такую необходимость, но была ли она крайней? Пришлось отложить решение на несколько часов, чтобы успеть освободиться от некоего оборудования, хранившегося у меня дома и способного скомпрометировать меня, и прощупать настроение в ФБР, так как от этого могли зависеть детали моего побега. В первую очередь, пожалуй, следовало избавиться от оборудования, но я решил, что это подождет, так как показалось бы очень странным, если бы, услышав новость о Берджессе и Маклине, я сразу покинул посольство. Кроме того, телеграмма Патерсона давала мне благовидный предлог для того, чтобы безотлагательно прощупать ФБР. Телеграмма заканчивалась распоряжением информировать о ее содержании Лэдда. Патерсон, предвидя, что ему придется немало краснеть, к концу беседы попросил меня сопровождать его, на том, видимо, основании, что два красных лица лучше, чем одно. То обстоятельство, что мое лицо было скорее серым, чем красным, не меняло в принципе положения вещей.

Лэдд выслушал новость с удивительным спокойствием. Лукавые искорки в его глазах заставляли думать, что он, возможно, был даже доволен, что проклятые англичане сели в такую лужу. Но я догадался, что его спокойствие скрывает личную озабоченность. Лэдд часто встречался с Берджессом у меня дома и приглашал его к себе. Как ни странно, они очень неплохо ладили. Оба обладали вспыльчивым характером и нередко с удовольствием обменивались оскорблениями. При первой встрече Берджесс набросился с нападками на коррупцию и подкуп, которые, как он утверждал, лишили всякого смысла автомобильные гонки в Индианаполисе. При этом он не преминул мимоходом обругать американский образ жизни в целом. Лэдду это явно понравилось. Он, видимо, никогда не слышал, чтобы чопорный англичанин разговаривал таким образом. В данной критической ситуации он не был бы Лэддом, если бы не задавался вопросом, в какой мере «шеф», Гувер, знает об их отношениях с Берджессом. Я решил, что личная заинтересованность Лэдда будет мне на руку. От него мы прошли к Лэмферу, который реагировал на новость вполне нормально. Мы обсудили побег дипломатов, и он в своей солидной, серьезной манере выдвинул несколько теорий, которые показали, что он был еще далек от истины. Покидая здание ФБР, я почувствовал значительное облегчение. Я допускал, что Лэдд и Лэмфер были хорошими актерами и одурачивали меня, но не было смысла сражаться с ветряными мельницами. Надо было действовать исходя из того, что ФБР еще ничего не знает.

МИ-5 в любой момент могла попросить ФБР взять меня под наблюдение. Это легко могло быть сделано без моего ведома, связавшись через представителя ФБР в Лондоне напрямую с Вашингтоном. Но я все-таки чувствовал, что у меня будет несколько дней передышки. Не похоже, чтобы МИ-5 напустила на меня иностранную службу безопасности без предварительной консультации с МИ-б, а последняя, по моему мнению, подумала бы, прежде чем порочить репутацию одного из своих старших офицеров. Должен подчеркнуть, что все это были лишь мои догадки, которые остаются догадками до сего дня. Однако они подтвердились тем, что в течение нескольких дней меня никто не трогал.