Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Что за странность? Однако отвечаю: «Милостивая государыня г-жа Крегер. Хотя в ваше пари я и не верю, но не скрываю, что плачу своей хозяйке по восемьдесят рублей в месяц».

Сижу вечером за работой со свечами, злой. Вдруг — ярко вспыхивают все лампочки в комнате. Что за чудеса… Почему неожиданная иллюминация?

Утром Дуня говорит:

— Хозяйка просится, чтобы вы ее приняли.

— Не приму! Скажите — мне некогда.

— Барин, она вас все равно сторожить будет на лестнице, либо на улице. Для чего-то ей вы нужны.

Не сидеть, однако, из‐за нее целый день дома.

Едва вышел, подлетает ко мне намазанная шведка. Очаровательная улыбка:

— А у меня, простите, к вам дело, мсье Стратонов!

— А у меня, простите, нет времени!

— Только одну минуточку. Пожалуйста!

— Ну-с? Только поскорее!

Заспешила, давясь словами:

— Сейчас все объясню. К вам сегодня придет старший дворник. Будет просить у вас подписку о том, за какой срок вы уже заплатили мне за квартиру. Так вы, пожалуйста, напишите, что заплатили мне за три или хоть за два месяца вперед…

— Это еще что! Чего ради стану я выдумывать? Напишу правду, то, что есть.

Снова очаровательнейшая улыбка:

— Видите ли, мсье Стратонов, вы мне сильно повредили. Правда, вы не виноваты, не знали. Но вы написали моему злейшему врагу, моей кредиторше, ростовщице, о том, сколько платите в месяц за комнату. Она передала ваше письмо судье. Сегодня уже приходил к вам судебный пристав, но не застал. Он велел старшему дворнику отобрать от вас обязательство в том, что в будущем вы станете квартирную плату вносить в депозит суда, а не мне…

— Что-ж, и буду!

— А я как?

— Это меня не касается!

— Мсье Стратонов, ну напишите, что вы хоть за два месяца мне вперед заплатили… Как же я, бедная, одинокая женщина, буду жить без платы за комнату? Ведь голодать мне придется.

Вынимает платок, выдавливает слезы.

Попалась, голубушка? Иди на крючок…

— Хорошо! Я так и напишу, как вы просите. Но вы выдадите мне расписку в том, что действительно получили от меня плату за два месяца вперед.

Оживилась.

— Значит, вы мне еще за один месяц заплатите?

— И не подумаю!

Слезы исчезли. Злое, жадное лицо.

— Зачем тогда это? Вы же только за один месяц заплатили.

— Чтобы показать эту расписку приставу или дворнику, кто там из них придет. Чтобы подтвердить мое заявление.

— Ни за что такой расписки не дам!

— Как угодно! Это уже меня не касается. Имею честь кланяться!

Утром Дуня рассказывает:

— Она все с ейным ссорится. Рыжий говорит: «Дай ему расписку, ты, дура!» А она ни за что не согласна.

Вдруг стремительно открывается дверь. Влетает, без стука в дверь, хозяйка. В пеньюаре, в папильотках… Точно с цепи сорвалась…

— Вот вам расписка. Скорее! За мной сейчас дворник к вам идет… Только уж потом меня не обманите!

Расписка — как следует. Предъявляю ее дворнику и даю обязательство, что, начиная с третьего месяца моей жизни в этой комнате, квартирную плату буду вносить прямо в казначейство. Как же, стану я здесь жить три месяца…

Хорошо теперь мне стало житься. Хозяйка боялась меня рассердить. Дуня получила распоряжение: не жалеть дров и вообще ублажать меня.

Кончился месяц. Хозяйка тут, как тут:

— Я за квартирной платой на второй месяц…

— Не беспокойтесь: я через час съезжаю…

Дуня говорит:

— Хозяйка все меня учит: как будет жилец съезжать, стань у выхода, может быть, что-нибудь на чай тебе даст!

В Тифлисе генерал Я. Д. Малама, исполнявший обязанности главноначальствующего на Кавказе, помнил о своем обещании дать мне место в своей канцелярии. Но он встретил сопротивление со стороны директора канцелярии генерала Трофимова и его ставленника вице-директора Максимова. Они всячески затягивали мое назначение как чужого и неизвестного им человека, надеясь на то, что генерал Малама, как калиф на час, вскоре потеряет свою власть.

Но Малама под конец потребовал представить ему список всех имевшихся вакансий. Как раз незадолго перед вступлением Маламы в управление Кавказом была учреждена должность помощника начальника канцелярии главноначальствующего на Кавказе по военно-народному управлению; об этой должности от Маламы скрывали и не напрасно… Я. Д. Малама потребовал назначения меня именно на эту, сравнительно высокую, должность.

Тем временем саботажу канцелярии в отношении меня неожиданно помогло учреждение наместничества на Кавказе. Наместником назначался любимец царя Александра III престарелый граф И. И. Воронцов-Дашков.

— Нельзя, — докладывали тогда генералу Маламе, — назначать на такой ответственный пост без согласия графа Воронцова-Дашкова. Он может быть недоволен! Быть может, он уже имеет своего кандидата…

С этим трудно было не согласиться.

Воронцов-Дашков вызвал к себе в Петербург генерала Трофимова. Я его посетил. Пожилой генерал, рыжебородый, с хитрыми глазами, встретил меня корректно-сдержанно:

— Как же вы будете служить по администрации, когда вы по специальности астроном…

Трофимов перед этим получил, как я впоследствии узнал, от вице-директора Максимова по моему делу телеграмму: «Больше задерживать нельзя, генерал настаивает». Да и сам Трофимов к этому вопросу уже охладел, так как его служебное положение пошатнулось. Он был высшим исполнителем осужденной к тому времени политики бывшего главноначальствующего на Кавказе князя Голицына, который держал кавказских туземцев, особенно армян, в ежовых рукавицах. Ему, очевидно, нельзя было удержаться при графе Воронцове-Дашкове, который с первых же слов провозгласил совершенно противоположный лозунг: «Полное доверие к туземцам Кавказа!»

Трофимов был смещен и назначен на скромный пост губернатора крохотной Черноморской губернии.

Теперь, сам того не ожидая, он подал мне добрый совет:

— Дело ваше уже вышло из моих рук. Оно зависит от только что назначенного помощником наместника по гражданской части Султана Крым-Гирея. Обратитесь к нему.

Имя Николая Александровича Султана-Крым-Гирея было в ту пору известно всей читающей России.

Прежнее княжество Гурия [416], составлявшее тогда часть Кутаисской губернии, ранней весной 1905 года пришло в совершенно революционное состояние. Русская революционная социал-демократическая печать поспешила окрестить Гурию «авангардом русской революции». На самом деле вопросы русской революции гурийцам были чужды. Но в их стране — бедной, перенаселенной, страдавшей острым недостатком земли — быстрее, чем в других местах, стала прививаться социал-демократическая доктрина. То движение, которое впоследствии определилось названием большевизма, в Гурии начало проявляться бурно, со свойственной легко воспламеняющимся кавказцам горячностью. Начали насильственно смещать должностных лиц, образовывать бунтарские «красные сотни» и т. п.