Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Иду, направляясь домой, вдоль Мойки, до первого моста.

Мост занят по обочинам толпой рабочих. Едва въезжает на мост пролетка извозчика с седоками, — крики:

— Выходи!

Перепуганные пассажиры спешат повиноваться, наспех расплачиваясь с извозчиком. Седок, с греческим горбатым носом, пытается воспользоваться суматохой. Соскочив с пролетки, ныряет в толпу. Но за ним следят десятки глаз:

— Стой!! Заплатить извозчику!!

На освободившиеся пролетки садятся рабочие, едут к Александровскому саду. Оттуда возвращаются другие экипажи. Везут от сада подобранных раненых и убитых. У трупов странно свисают головы.

Идти домой — нет сил! Снова возвращаюсь вдоль Мойки к Невскому. Что-то происходит там?

На углу Невского — команда пехоты, с ружьями наизготовку. На противоположном углу, у дворца, толпа рабочих. Угрюмо смотрят на солдат. Но не расходятся.

Вижу — сейчас будут стрелять. Повернулся, пошел восвояси.

Здесь действительно стреляли в рабочих.

Тяжело, непереносимо, в этой бойне. Слышу отрывистые фразы прохожих: стреляли у Нарвских ворот, стреляли и в других местах…

Но и дома не сидится, не работается. Через несколько часов снова иду по Невскому.

Все магазины на запоре. У ворот дежурят дворники. Людей на улицах совсем мало.

Сворачиваю по Садовой к А. И. Николаенко. Он занимает видный пост в Министерстве финансов, и от него узнаю подробности из бюрократических кругов о событиях дня. Вдруг выплывает руководящая роль священника Гапона. Говорилось также, что войска страшно утомлены и поэтому озлоблены против рабочих. Немудрено, их держат под ружьем уже почти целые сутки без отдыха.

Возвращаюсь мимо Гостиного двора. Возле него стоит полурота солдат с офицером. Перед шеренгой остановился одинокий рабочий. Тупо смотрит на солдат.

Офицер кричит:

— Уходи! Слышишь? Уходи сейчас!

Рабочий не движется. Пьян он, что ли? Если не от вина, то от злобы.

— Уходи сейчас же! Стрелять буду!!

Сейчас произойдет убийство. Не хочу видеть ужаса, ухожу. Выстрела, впрочем, не слышал. Не было или заглушили экипажи?

На другой день трамваи уже ходили. Проехал я на империале по Невскому. Бросилось в глаза побитые стекла во дворце великого князя Сергея Александровича, и в тамбуре, и в нижнем этаже. Сергей Александрович считался столпом реакции и позже был убит.

Побиты кое-где стекла и в витринах магазинов на Садовой.

Империал вагона полон рабочими. Горячо и громко обсуждаются события вчерашнего дня. Задаю соседу два-три вопроса. Сначала отвечает, но затем странно уставляется на меня. Что-то шепчет другому. Пассажиры-рабочие начинают на меня коситься, перешептываются. Догадываюсь: на мне ташкентская форменная фуражка, военного ведомства. Фуражку верно принимают за дворянскую или за шапку одиозного земского начальника. Взгляды становятся злобными. Лучше сойти с империала.

Временами по улицам проходят отряды войск с музыкой и барабанным боем.

Слышу разговор:

— Неужели опять беспорядки?

Злорадно успокаивающий голос:

— Нет, это, чтобы не было беспорядков!

На одном из эмигрантских собраний в Чехословакии, в Горних Черношицах, в апреле 1926 года, проф. В. А. Мякотин рассказывал о своем участии в событиях этого дня. Рассказ Мякотина привожу в возможной точности:

Он был в числе тех представителей столичной интеллигенции, которые собрались, в числе около ста человек, 8 января в редакции «Сына Отечества» [411], для обсуждения положения в связи с ожидаемым на другой день выступлением рабочих под руководством Гапона.

Они долго обсуждали, чем бы помочь делу, чтобы избегнуть кровопролития. Разные предлагались меры. Одни, например, советовали пойти вместе с рабочими и вместе пролить кровь. Но это было отвергнуто.

Мякотин говорил, что он предложил разойтись всем к уже расставленным войскам и убеждать солдат не стрелять в рабочих.

— Конечно, первый или второй отряд нас арестует! Но так как нас много, то все же цели мы, пожалуй, и достигнем.

Это также было отвергнуто.

Решили отправить депутацию к министру внутренних дел Святополку-Мирскому. Депутатами избрали десять человек, в их числе были: К. К. Арсеньев, И. В. Гессен, Макс. Горький, В. А. Мякотин, А. В. Пешехонов и др. [412]Депутация отправилась к министру, а остальные ждали в редакции.

Депутатов, однако, министр не принял, но им было сказано, что их примет один из товарищей министра (с польской фамилией) [413].

Долго пришлось депутатам ждать в приемной товарища министра. Мимо них пронесли папку с делами. Мякотин думает, что это были досье депутатов.

Наконец, товарищ министра их пригласил, но принял сухо, стоя сам и не приглашая садиться и депутатов:

— Чем могу служить?

Арсеньев как старший (хотя это и не было наперед обусловлено) начал убеждать избегнуть кровопролития.

— Ничего уже нельзя сделать! А вы лучше отправьтесь к рабочим и убедите их не выступать.

Депутаты отвечали:

— Мы этого не можем сделать, потому что и мы, по существу, требования рабочих считаем правильными. Мы возражаем против формы этих требований.

Разговор с товарищем министра не привел ни к чему, кроме его обещания передать об этой беседе министру.

Оттуда делегация отправилась к С. Ю. Витте. В противоположность приему на Фонтанке, в доме Министерства внутренних дел, в особняке Витте на Каменоостровском проспекте их приняли очень любезно:

— Пожалуйте! Вас поджидали-с. Но С. Ю. Витте сейчас нет. Обождите!

После полуночи приехал Витте. Мякотин подчеркивает, что в своих известных воспоминаниях Витте пишет, что делегация к нему чуть ли не ворвалась, тогда как она была принята, как ожидаемая [414].

Витте встретил депутатов очень любезно, но на все их доводы отвечал однообразно:

— Да, вы правы! Но что же могу я сделать?

— Ведь это кровопролитие подорвет престиж монархии…

— Да, это верно! Но я то, что могу сделать?

— Теперь уже давно не было покушений на государя. А после кровопролития идея о покушениях вновь может стать популярной!

— Совершенно верно! Но я ничего не могу сделать. Его императорское величество моим мнением не интересуется. Моих советов не спрашивают!

— Да поезжайте же во дворец, попросите аудиенции! Объясните…

— Государь со мною теперь не считается. Я — в опале! Ничего я не могу сделать!

Все-таки он предложил депутатам сейчас же переговорить по телефону с министром внутренних дел Святополк-Мирским.

Депутация на время его переговоров вышла из кабинета. Но и этот разговор ничего не изменил в положении дела.

— Получилось, — говорил Мякотин, — такое впечатление, будто мы уперлись в ватную перегородку, отделяющую нас от Витте, которую нельзя преодолеть.