Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

В особо торжественных случаях за Воронцовым-Дашковым следовала и вся его свита верхами. И тогда бывало видно, сколько при дворе наместника праздных людей. Офицерская его свита доходила до 25–30 человек!

Любовью Воронцов-Дашков все же не пользовался, лестью же был широко окружен. И он ей, конечно, верил. Занимательный случай был на его юбилее — пятидесятилетии службы в офицерских чинах [499]. После общественных и военных торжеств, на которых отмечалось необыкновенное значение этого события, состоялся парадный военный обед в зале «Тифлисского кружка», и во время обеда была разыграна грубо-наивная комедия:

В нужный по ходу торжества момент в залу вдруг влетела пара белых голубей… Это было истолковано и в речах, и в казенной печати, как явное вмешательство высших сил, чтобы таким способом оттенить свое благоволение к великому вождю. Нечто вроде сошествия святого духа…

Воронцов-Дашков имел возможность лично сноситься с царем. Но он обращался непосредственно к Николаю II только в исключительных случаях. Обыкновенно сношения происходили через министра двора. Из этой последней переписки, поскольку я с нею был знаком, осталось особенно в памяти следующее:

Одно время в Царском Селе началась тенденция раздавать по высочайшему повелению в дар лицам дворцовой камарильи нефтеносные участки в районе Баку. Таких случаев за очень короткий срок было несколько. Имена уже изгладились из памяти, за исключением одного — егермейстера Мамонтова. Подарки эти были очень ценны: получившие их при удаче могли в несколько часов сделаться миллионерами.

К чести Воронцова-Дашкова, надо сказать, что он против этого запротестовал. Началась длительная переписка с Министерством императорского двора. Под конец была получена царская резолюция:

Николай II признавал правильными соображения Воронцова-Дашкова о невозможности раздаривать камарилье казенные нефтеносные земли. Но вместе с тем повелел, кому это было обещано, земли в дар все же отвести; на будущее же время принять к руководству соображения Воронцова-Дашкова.

В Петербурге существовал и постоянный представитель наместника, который должен был замещать его в высших государственных установлениях. Он проводил в них разные дела по поручению Воронцова-Дашкова. Сначала таким представителем был барон Нольде, а позже сенатор А. П. Никольский.

Два дня в неделю наместник выслушивал доклады «министров» — начальников гражданских управлений на Кавказе. Они собирались с десяти часов утра в дежурной комнате, нечто вроде проходной прихожей. Помощника наместника тотчас же приглашали в кабинет к графу, а «министры» ждали очереди.

В дежурной за письменным столом суетится дежурный адъютант; приходят сюда поболтать и другие чины свиты и окружения наместника; роль последних только и состоит в том, чтобы в определенные часы показаться в этой приемной и тем напомнить о своем существовании. Главными из окружения были: состоявший бессменно при семье Воронцовых-Дашковых старик В. С. Толстой, — длинноусый помещик, от которого только и слышно было разговоров, что о былой или предстоящей охоте, и затем служивший в роли дворцового Фальстафа [500]пронырливый и умный татарин Асельдер-бек Казаналипов, о котором еще говорить придется. Из разговоров в приемной Толстой и Казаналипов черпали материалы для своих приватных докладов графине Е. А. Воронцовой-Дашковой, и эти доклады бывали часто чреваты последствиями.

Время от времени из кабинета раздается звонок. Наклонив голову, туда несется адъютант, а «министры» начинают охорашиваться. Адъютант возвращается и приглашает следующего докладчика.

Начиналось обыкновенно с доклада директора канцелярии или его заместителей. Остальные «министры» приглашались в порядке их прихода, однако не всегда. Воронцов-Дашков имел манеру проявлять свое неудовольствие тем, что заставлял неугодившего ему в чем-либо докладчика пропускать свою очередь. В общем докладчики теряли зря на сидение в приемной по три и более часа в каждый докладной день.

Когда адъютант обратится с официально любезной улыбкой:

— Вас просят! —

хватаешь портфель, заранее натягиваешь на лицо почтительную мину и спешишь в кабинет, так, чтобы не заставить себя долго ждать, но чтобы и не показаться смешным своей торопливостью.

За большим столом кабинета, разукрашенного по стенам дорогими коврами, картинами и оружием, обделанным в серебро, среди легкой полутьмы сидит старый граф в военной тужурке, с золотыми генерал-адъютантскими аксельбантами. Когда его слишком мучает подагра, он при докладах полулежит на диване. Сбоку сидит помощник наместника.

Жест графа на стул.

— Прикажете, ваше сиятельство, начать?

Любезный кивок. Излагаешь дело за делом. Граф почти во всем соглашается с докладчиком. Изредка вмешивается помощник наместника, и тогда граф неизменно соглашается с ним. Свое неудовольствие граф выражает молчанием, но на докладах никогда не раздражается.

Бывает, что очередной доклад внезапно прерывается при появлении во дворце лиц, пользующихся в доме Воронцовых-Дашковых особым почетом; так, например, всегда бывало, если приедет какой-либо армянский епископ или архимандрит.

Доходило до полудня, и тогда дежурная комната оживлялась. В соседней зале начинали готовить завтрак семье Воронцова-Дашкова, и лакеи носили через дежурную комнату посуду, блюда, иногда столы и пр. С нами лакеи не стеснялись, не без некоторого основания относясь к «министрам» Воронцова-Дашкова немного запанибрата. Они бегали, шумели, расставляли здесь же посуду… Приходилось, заглушая негодование, терпеть…

Еще не отбывшие до завтрака доклада должны были сидеть и слушать, как рядом стучат тарелками, ложками и громко разговаривают. Да еще мимо шныряют лакеи с блюдами и грязной посудой.

После завтрака граф продолжал выслушивать доклады, и это иногда затягивалось до трех часов.

Один раз в неделю бывал прием наместником просителей. На этот прием люди стекались со всех концов Кавказа со своими нуждами. Набиралось каждый раз от нескольких десятков до сотни-другой просителей.

По большей части это бывали желавшие «дойти до самого», — сплошь почти наивные люди, полагавшие, что их дела задерживаются или их просьбы не исполняются по чьей-либо злой воле; но что стоит им «выложить все» самому наместнику, и тогда правда, как они ее понимают, восторжествует.

Являлись также разные депутации и частные лица, не имевшие возможности получить личный прием у наместника. Такие приемы, чтобы не утомлять графа, частным лицам предоставлялись лишь в особых случаях.

К десяти часам утра народ скоплялся около дворца. Просителям предстояло потерять здесь весь день. Приехавшие издалека горцы, грузины, армяне, татары и др. располагались группами и на тротуаре, и на улице.