Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

В среде офицерства, особенно в штабе округа, это распоряжение, сделанное, конечно, через графа, вызвало бурю негодования. Личную прислугу графини, занятую подаванием ей одежды, — в офицеры… Возмущение в среде офицерства было так велико, что начальник окружного штаба генерал Г. Э. Берхман вынужден был доложить о нем графу.

Сошлись, пока что, на полумере: Кудинова произвели в подхорунжие, и в этой полуофицерской форме он сидел на козлах в коляске графини.

Минуя толпящуюся на площадке лестницы свиту, гости проходят во второй этаж. Лакей, опережая гостей, возглашает в гостиной графине о должностях и фамилиях вновь прибывших.

Среди ветвистых пальм, в углу гостиной, два дивана, между ними круглый стол. На диване, у стола, восседает графиня. Злыми, скучающими глазами оглядывает входящих и курит папиросу за папиросой.

На диванах сидят армянки, расфуфыренные, в шелках и золоте. Грузинские аристократки, увы, разодеты много скромнее. Молча преют эти дамы в своих натянутых платьях.

Неизбежная принадлежность этих приемов, как и всяких вообще приемов у высокопоставленных лиц в Тифлисе, — выводок перезрелых дев, княжон Сумбатовых. Их шестеро: княжна Машо, княжна Сашо, княжна Дашо, княжна Като, княжна Нато и княжна Бабо [504]. Если не все шесть, то три или четыре всегда налицо.

Прибывшие подходят здороваться к графине, мужчины прикладываются к ручке. Одно время графиня завела оскорблявшую всех нас манеру: очевидно, из брезгливости держала правую руку в перчатке и так подставляла ее под поцелуй.

Более смелые из прибывших докладывают графине о том, что сегодня хорошая погода; она чуть-чуть заметно кивает утвердительно головой. Более робкие о погоде не дерзают говорить.

Пришедшие отходят, уступая место вновь прибывающим. Дамы усаживаются на свободные стулья, мужчины подпирают стены. Переговариваются шепотом, следя глазами за графиней. В многолюдной гостиной тихо, и, если кто скажет вполголоса, его повсюду слышно.

Свита на приемах отсутствует. Никто не помогает занимать гостей, да никто и нужным это не считает.

Граф на приемах никогда не показывается.

Простояв или просидев среди этого молчания минут десять, гости переглядываются, выжидая удобного момента, чтобы уйти. Кто-либо более смелый первым подходит откланиваться графине. Тотчас же за ним срывается целая толпа. Но остаются неподвижно целый прием только купчихи армянки, да княгини — на диванах.

Дальше от гостиной — лица расплываются в улыбку. И навстречу веселой толпе уходящих поднимается новая группа унылых физиономий.

Иногда на приемах бывал чайный стол с тортами. Брали разносимый лакеем чай — одни вовсе без сахара, другие накладывали его по два раза. Иные только держали чашки в руках, не прикасаясь к ним. Торты оставались обыкновенно не тронутыми.

Изредка графине помогали на приемах приезжавшие погостить дочери [505]. Помню забавный случай:

Графиня, восседая на диване, бросает оттуда дочери:

— Предложи же гостям чаю!

Дочь пожимает плечами:

— Я все время предлагаю. Но почему-то от нашего чаю все отказываются!

Трудно было удержаться при этом от улыбки.

На одном из таких приемов графиня жестко меня разнесла.

Незадолго перед этим вышел из печати изданный под моей редакцией «Кавказский календарь» [506]. В нем я расположил личный состав должностных лиц не по отдельным ведомствам, как это делалось в последние годы, а по отдельным населенным пунктам.

Графиня Е. А. подошла, дымя папиросой, к чайному столу. Сделала шаг в мою сторону.

— Какой вы плохой календарь издали!

— В чем дело, графиня?

— В этом вашем календаре я не могу найти католикоса.

Все гости навострили уши.

— Графиня, разрешите, я к вам приеду и покажу, как пользоваться календарем.

— Плохой календарь! Теперь ничего в нем нельзя найти.

В гостиной — гробовая тишина.

— Но разрешите, я объясню. Это вовсе не трудно.

— Нет, плохой, плохой! Раньше он был лучше.

На ближайшем моем докладе Воронцов-Дашков говорит:

— Ваш календарь мне понравился. Хорошо, в нем много ценных сведений.

Он улыбнулся:

— Вот только некоторые дамы им недовольны…

На продолжении недели после приема графиня отдавала визиты. Ее автомобиль постоянно мелькал на улицах Тифлиса. Но город все же был порядочной провинцией, и за каждым шагом высокопоставленных лиц следило много глаз. Было общеизвестно, что графиня делает свои визиты главным образом армянкам, невзирая иногда на очень скромное служебное положение их мужей, и еще грузинкам. К русским дамам она ездила только очень редко.

Это задевало русских.

На этой почве вышла коллизия у графини с женой генерала Юденича. Последняя говорила нам:

— Муж ездит во дворец по служебным обязанностям. А мне незачем туда ездить.

Эта коллизия позже отозвалась во время Великой войны, когда Юденич командовал Кавказской армией, а главнокомандующим считался столь сильно зависевший от жены старый граф.

Время от времени у Воронцовых-Дашковых устраивались балы, не очень, впрочем, многолюдные. На них гости чувствовали себя непринужденнее. Хозяева сидели изолированно со своим окружением. Можно было ограничиться официальным приветствием, а затем каждому делать, что он хочет.

Ужин на балах бывал тонкий и обильный. Но надо было торопиться. Лакеи равнялись на стариков Воронцовых-Дашковых, которым первым подносили блюда; как только они кончали, у всех начинали тоже отбирать тарелки. Те, кто сидел подальше, иногда едва успевал ткнуть вилкой в тарелку, как ее у него уже выхватывали.

Ограниченный круг приглашался еще и на пасхальную заутреню.

Оба старика Воронцовы-Дашковы были богомольны и простаивали терпеливо всю службу. Но приглашенных маленькая домовая церковка вместить не могла. Они ждали в соседних залах долго, часа два, и томились. Разговаривали вполголоса, рассматривали в «портретной» зале давно известные портреты…

Но — отпели! Воронцовы-Дашковы перехристосовались с бывшими в церкви, и теперь начинается массовое прикладывание к графу и к ручке графини.

Граф ко всем обращается со своей чарующей улыбкой. У графини чарующего выражения на лице никак быть не может, но и она старается улыбаться.

Когда она христосуется с излюбленными ею дамами, запускает куда-то в своем туалете руку и извлекает подарки: пасхальные яички или какие-нибудь ценные безделушки. Но напряженно следит, как бы не ошибиться в даме.

Затем — пасхальные розговины.

Графиня Е. А. каждое лето ездила поправлять свое здоровье в Мариенбад и охотно о своих поездках рассказывала.

Как-то в 1930 году мы побывали в Мариенбаде в русской церкви, где замечателен алтарь — майоликовый, голубого и белого цветов, в форме разреза как будто самостоятельной церкви.