Михаил Любимов - Вариант шедевра

В «Правде России» от 5 мая 1995 года на первой полосе – как особо важный материал! – опубликовано по-своему весьма замечательное сообщение. Оказывается, группа читателей из города Петрозаводска, знакомясь с главами «мемуар-романа» видного советского разведчика полковника Михаила Любимова «Операция „Голгофа”» (ежемесячник «Совершенно секретно». № 2 за 1995 г.), обнаружила, что одна из фотографий, иллюстрирующих это сочинение, представляет собой фотомонтаж. На подлинном снимке, информируют читатели, был запечатлен «первый секретарь Карельского обкома КПСС И. И. Сенькин. Но… увы, на его плечах на газетном снимке оказалась голова М. Любимова!».

Читатели называют этот казус «подлостью», между тем в теории сатиры такой довольно типичный прием (присоединение к телу не принадлежащей ему головы) с давних времен носит название «гротеск». Впрочем, было бы заведомо несправедливо предъявлять какие-либо упреки петрозаводцам, ибо сочинение М. Любимова вызвало, увы, возмущение или хотя бы глубокое недоумение у очень и очень большого количества людей. И в этом следует разобраться.

В «Операции „Голгофа”» повествуется о действиях известнейших политических и идеологических фигур 1980–1990 годов – от Андропова до Ельцина, от Аганбегяна до Митковой. И повествование это представляет собой именно сатиру, подчас откровенно гротескную. В конце концов, своего рода ключ к сочинению дает само уже обозначение его жанра – «мемуар-роман»; оно звучит заведомо иронически и означает, в частности, что мемуары – вымышленные (роман). Смущенный бурной реакцией читателей, М. Любимов так оправдывался в следующем выпуске «Совершенно секретно»: «…я умышленно внес в текст предельно абсурдные пассажи, кроме того, художник сознательно выполнил свою работу так, чтобы был виден фотомонтаж». И автор говорит правду. Ну в самом деле, разве уместно принимать за чистую монету такое, скажем, объяснение причины того, что в провинции не убирают памятников Ленину: «… народ там недостаточно образован, многие считают, что до сих пор у власти стоит Ленин»?! Или другой пассаж:«… еще при жизни Андропова (и по его повелению. – В. К.) мы создали специальные школы, в которых тщательно готовили квалифицированную мафию, даже учили их иностранным языкам». Или же: «Как известно, Ельцин не может спокойно пройти мимо речки… желание искупаться носит генетический характер». И т. д. и т. п.

И тем не менее сочинение М. Любимова чуть ли не большинство читателей воспринимало, как говорится, на полном серьезе. Чем это обусловлено? Думаю, прежде всего, тем, что российские читатели не привыкли к такой сатире, где «руководящие» деятели предстают под своими собственными именами. В 1970–1980 годах в наших газетах, правда, часто публиковали сочинения Арта Бухвальда, в коих сатирически и даже гротескно изображались под своими именами деятели США, начиная с президентов, однако отечественные произведения такого рода указать трудновато.

…Говоря о сочинении М.Любимова, нельзя было обойти вопрос о его читательском восприятии. Но суть дела не в этом. На мой взгляд, сей сатирический «мемуар-роман» – явление яркое и примечательное.

Преподнесенное в романе как реализация замысла Андропова беспощадное внедрение в Россию капитализма ради того, чтобы затем народ уже окончательно избрал социализм, – это, разумеется, чисто сатирическое, во многом гротескное изображение того, что происходило в стране за последнее десятилетие. Но с полным основанием можно утверждать, что именно такова – в основе своей – воля самой истории. Ведь именно так шло дело и после великих революций в Англии и Франции: самый решительный ход назад, восстановление монархии и феодальных привилегий, безоговорочные проклятия по адресу революции и всех ее последствий, а затем все же – окончательное утверждение нового экономического и политического строя, основы которого заложила революция. И те, кто сегодня особенно активно и «радикально» пытаются «строить» в стране капитализм, в будущем так или иначе будут вынуждены признать, что на деле-то они «поработали» на окончательное торжество социализма, то есть являлись деятелями, вполне подобными героям сочинения Михаила Любимова. Да, герои «освобождения цен», «приватизации» и прочего в конечном счете поймут, что – несмотря на весь драматизм или прямую трагичность нашего времени – они-то были – подобно английским и французским «реставраторам» – прежде всего комическими фигурами, полностью готовыми стать прототипами героев самой язвительной сатиры. А «Операция „Голгофа”» изобразила их таковыми уже сегодня.

Но идея разыгрывать легковерное население не могла пройти мимо нашего телевидения. И вот известный видовец Андрей Разбаш пригласил меня в маске в студию и, играя перепуганной мордой лица, взял интервью по поводу возглавляемого мною заговора (вариант «Голгофы»). Выступая как некий Игорь Львович, я бойко рассказывал о деталях операции, изрядно напугав некоторых слушателей, решивших, что произошел переворот. Были даже звонки из Киева, от ждущих, когда же в город войдут наши танки…

Поскольку ко мне пришла слава Нострадамуса, позволю себе напророчить время, когда начнется истерия борьбы со всеми бывшими чекистами, разведчиками, контрразведчиками и даже охранниками. Представляю собственную эксгумацию с закладыванием праха в пушку и залпом в синие небеса. И всего лишь за то, что я имел счастье касаться стопами коридора, по которому после моей отставки проходил еще молодой оперативник Владимир Путин. Действительно, наш англо-скандинавский отдел находился на одном этаже с германским – вот как нам несказанно повезло!

И все-таки мы живем в прекрасной стране.

…Хрипловатый голос сообщает по радио, что двери закрываются, и двери действительно закрываются, и электричка, словно мировая история, движется вперед, набирая скорость, вперед и вперед – к лучшему.

Я люблю электрички, там люди выключаются из бурного бытия, с лиц спадает пелена суеты, они смягчаются, кто погружается в думы или, не мигая, разглядывает привычные пейзажи за окном.

Входит нищий инвалид и заводит тюремную песню, оживают сердобольные старушки, пьяные поднимают головы и вслушиваются в тягучие слова, а нищий с протянутой кепкой бредет меж скамеек, благодарит и желает всех земных и неземных благ. Старый пенсионер вздыхает громко по поводу нравов, женщина прижимает бледного ребенка к груди, две тетки в один голос сетуют на цены, у хмыря в кепке шумно бурчит живот. Воробей-путешественник спросил у полузамерзшего волка, зачем он живет в таком скверном климате. «Свобода, – ответил волк, – заставляет забыть климат». Я тоже волк. Мне холодно, но я не хочу в прежний климат. Я одинок, но в электричке вдруг ощущаю сопричастность своему народу (особенно нелепо это звучит, если представить, как жмут бока и плюются от злости), поразительное чувство одной судьбы. Патриот я или либерал? Ха-ха! Солж говорил, что настоящий патриот не только любит свою Родину, но и испытывает стыд за нее. Мне это ближе, но я никогда не задумывался над сим вопросом. Я – часть своей Родины. Хочется быть Александром Сергеевичем: «отечество свое я ненавидел, но я Голицыну увидел… и я пленен отечеством своим». Шутил старик.