Александр Ковинька - Миниатюры с натуры

Кто-то на районных указаниях наискось шутливо начертал:

«Причина простая — от излишних посещений тугой сосок увял».

Говорят, шутливая надпись помогла — вызовы прекратились.

Веселее стало доярке, ожили и коровы. Удои молока с каждым днем стали расти.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мораль: в колхозы не наезжайте, а помогать приезжайте.

Так вот и мы говорим: пусть наши славные доярки знают, изучают и никогда не забывают, как когда-то доили.

В юности своей я в науках плохо разбирался. Мои знания, скажем, в животноводстве я впервые почерпнул от отца.

— Сашка! Пожалуй, сегодня ты в школу не пойдешь. Поведешь корову к бугаю…

Теперь о доении. Корову у нас доила старшая сестра. Девушка. Прибежит с поля — и куда? На улицу. На бревна.

Немного попоет, немного попрыгает. И то радость.

Мама, бывало, и говорит:

— Доченька, не спеши. Возьми подойник, подои корову. А потом хоть в камыш прыгай!

Убежит сестра, погуляет. Прибежит домой. Мама дверь открывает и грустно укоряет:

— Ходи, ходи… Бегай, бегай… Добегаешься… Узнает отец — он с тебя три шкуры спустит!

Услыхав эти удивительные слова, я ощупывал себя, исследовал: в самом ли деле господь бог людям по три шкуры выделил? Ощупывал-ощупывал и пришел к выводу: пожалуй, всевышний парней обидел — одну шкуру натянул на них. А женщин, очевидно, более щедро одарил: по три, а может, и больше каждой выделил. Ведь по соседству не раз слыхал:

— Спиридон со своей жены каждый день шкуру спускает. И сегодня чересседельником полосовал…

— За что? Сдурел, что ли?

— Есть за что!.. Забыла жена теленку ежика на морду нацепить. Теленок и высосал молоко.

— Но разве ж бедной женщине не забьют голову? Ведь у нее же и цыплята, и утята, и поросенок, и теленок… Истопи да навари… Еще и его, черта рябого, приласкай…

Вот такое это было доение.

Знаю — коровы доятся. А есть такие, что не доятся. Один председатель колхоза, показывая кнутовищем на стадо телок, пояснил мне:

— То!.. То яловые. Не доятся. Но я и мой заместитель спать не будем, а добьемся — будут доиться.

Некоторые мои товарищи почему-то сравнивают доение с птицеводством. Снесет курица яйцо и кричит: «Куд-куда! Яйцо снесла, забирайте!».

Так вот они представляют себе доение так: приходит корова к чану, ревет, а молоко в чан течет.

Попытаюсь этим хорошим товарищам элементарно рассказать. Попробую рассеять их неверное представление.

Делается это дело проще. Берут подойник, подходят к корове, садятся, ведерко под вымя подставляют и дергают за сосок.

Дергать надо ласково, нежно:

— Мань, Мань… Стой, стой!.. Я же тебя хорошо кормила, я же тебя хорошо поила. Стой, голубушка!

Ласковое отношение очень способствует высоким удоям. Молоко течет щедрее.

— А почему, — спрашивают меня, — вон-вон у той молоко плохо бежит?

Скажу. Выслушайте, почему…

— Кормили?

— Да!.. Паслась…

— Поили?

— Да!.. Пила…

После такого неопределенного — пила ли, ела ли — садятся доить и сердито кричат:

— Стой! Да стой, чтобы ты окаменела!

И потом возмущаются:

— Смотрите! Смотрите, как напрягла вымя! Это не корова, это какая-то сатана. Посмотрите! Ей-богу, поглядите — полведра дала.

Не помогают развитию животноводства и вот такие выступления:

— Мы достигли!.. Достигли конструктивно! Раньше коровы жевали и не облизывались. Применив правильную организацию кормов, мы сделали скачок вперед! Теперь коровы жуют и облизываются!..

На удои молока негативно влияют и сухие палки. Это когда палкой под ребро подпихивают и по поджилкам толкают…

Особенно коровы «стесняются», когда силос только матерщиной заготавливают… Сердятся, брыкаются и копытами подбрасывают. Ну никак коровы не любят брани.

Вместо брани требуют зеленого силоса, комбинированных кормов и чтобы в коровниках по дырищам завируха не гудела.

Не выдерживают дойные коровы собачьего холода.

Даже мне как-то довелось заступиться:

— Молочко же дает. А вы: «Гей, чтобы тебя волки съели!».

Возражают:

— Крикнешь: «Гей!», — ей-богу, идет как мертвая. А крикнешь: «Да гей!». И, значит, гейкнешь, как надо… Бежит, окаянная…

— А на пастухов отчего вы вот так и переэтак?

— Спрашиваете — отчего? Есть же такие злодеи, что хорошего слова не понимают. А пошлешь разок… смотришь, человек и образумится… Зашевелится… Да!..

И мы говорим — да! С такой «словесностью» кончать пора!

Чудесных доярок вырастило цветущее колхозное село. Их тысячи! Их сотни тысяч! Образованных, культурных, гордых и… храбрых.

Мне в одном колхозе рассказывали. Во время оккупации плюгавый эсэсовец требовал от молодой колхозницы:

— Млека… Млека…

Храбрая доярка плеснула ему в надменную рожу густой кислятины. Надела на голову ведро, а сверху погладила увесистой дубиной.

Словом, победоносный эсэсовец напился по самую завязку…

Припоминаю… Пламенные годы воскрешаются… Бурно на площади. Кипит, клокочет село — кого в Москву делегатом избрать? Кого посланцем к великому Ленину направить?

— Деда Дениса! — чабаны крикнули. — Дениса Онуфриевича Запару! Он знает, где правда, а где кривда. Он сорок лет гнул спину на панской стерне!

А националистические шептуны:

— Дед Денис! Куда вы едете? В Москву? Свят-свят!.. Перекреститесь и не рыпайтесь. Вас же там в котел бросят, ей-богу, схватят за ноги — и бу-бух вниз головой. Только вы сойдете на Курском вокзале, а там вашего брата уже ждет глубокая посудина. Слева стоят чаны, справа — котлы. Женщин бросают в чан, мужчин — в казан.

А пожилая симпатичная тетка Килина на все это не обращает внимания и к своему старику обращается:

— Денис! Ты же едешь к людям, в Москву едешь, Надень, голубчик, новые штаны. Побрейся, помойся…

Дед Запара усмехнулся:

— Разве ты, старуха, не слышишь, что гинтелигенция шепчет — в котел будут бросать? Так пусть бросают небритого и немытого…

Приехав из Москвы, дед Запара рассказывал:

— Вот я приехал в Москву. Посмотрели мой документ — и сразу в Кремль, к самому Ленину.

Владимир Ильич, наверное, все дела отложил, а меня принял. Взял за руки и посадил рядом с собой.

Принимал Ильич у себя дома. Как раз Надежда Константиновна варила кофе и пекла лепешки.

Владимир Ильич усадил меня в кресло и начал спрашивать да расспрашивать.

— Как в вашем селе? Всю ли землю отобрали у помещиков?

— Всю, — говорю, — отобрали, всю. Сила же народная! Весь мир пошел за большевиками.

— А комитет бедноты есть, организовали?

— А как же! — говорю. — Вот же меня комитет бедноты и направил в Москву.