Коллектив авторов - Битов, или Новые сведения о человеке

Понимая, что жить в Кабарде дальше невозможно, братья Битовы решают перебраться в западную Черкесию. По дороге у беглецов возникает стычка с царским отрядом, с русскими. И братья теряют друг друга. О судьбе Пшибия и Хьащ|эмахуэ более ничего не известно.

Средний брат – Шумахуэ – поселяется сначала в ауле Бенокохабль, а в дальнейшем переезжает со всеми близкими в Уляп. Всю жизнь он искал своего первенца Якуба, отправленного к русским. И не нашел. Если он выжил, то вполне мог стать русским Битхэ…

Второго сына, родившегося уже в Уляпе, Шумахуэ называет своим именем.

О Шумахуэ-младшем сохранились более подробные сведения. Во взрослом возрасте он совершил паломничество в Мекку, и к имени его появилась приставка Хаджи. Его отец, умирая, оставил завещание – найти Якуба.

Хаджи-Шумахуэ был человеком образованным, кроме черкесского знал турецкий, арабский, русский языки. Он стал купцом, много путешествовал по России и миру, в том числе и в поисках Якуба. Но так и не нашел. В Уляпе Хаджи-Шумахуэ имел свой магазин и первым построил кирпичный дом. Жил он долго и в советское время успел попасть под раскулачивание, но расстрелян не был. Умер и похоронен в Уляпе. Его сын Ахмед Битов – отец мамы и мой дед – родился в Уляпе и пропал без вести на Великой Отечественной…

Когда мама увидела по телевизору Андрея Битова, для нее как будто разомкнутый круг сомкнулся… Возможно, черкесский мальчик Якуб, в пятом колене принадлежащий к маминому роду, действительно был увезен в Россию и стал родоначальником русских Битовых.

Как Андрей Георгиевич обещал, он приехал в Ханты-Мансийск скоро, в феврале 2003 года. Позвонил из гостиницы «Югорская долина», я поехал к нему. Встретил меня так, будто давно знает. Улыбнулся, окинул взглядом, на что-то мимоходом пожаловался. Собрался довольно быстро, и мы отправились к нам домой. По дороге А.Б. попросил заехать в цветочный магазин и, к моему большому удивлению, купил кактус.

Дверь открыла мама, первые ее слова: «Ой, Андрей!» Она заплакала, и они обнялись. А.Б. долго всматривался в лицо моей мамы, Лиды Ахмедовны.

Они разговаривали долго, расспрашивали друг друга о семье, перебрали всех родственников, детей и внуков, конечно и родителей. Андрей попросил маму рассказать историю рода Битовых, выслушал ту самую легенду. И, пока слушал, нарисовал мамин портрет. Потом, уже за столом, Андрей говорил о своей необъяснимой тяге к горам, о том, что впервые горы увидел именно в Кабарде еще ребенком. Говорил об Абхазии, о дружбе с Фазилем Искандером («Фазиль написал совершенно гениальный роман» – это о «Сандро из Чегема»).

Андрей Георгиевич улетал в Москву в хорошем, приподнятом настроении.

Второй раз он приехал в Ханты-Мансийск через год с дочерью Анной. Встреча также прошла очень тепло, по-домашнему. Отмечу момент, когда он спросил маму, не поет ли она. Мама спела песню-плач (гыбзэ) царицы Марии, черкешенки – жены Ивана Грозного. По-черкесски ее звали Гуашэнэй. Наш гость вслушивался в язык песни, в печальную ее мелодию, видно было, что это его волнует. Когда мама закончила петь, «Это Джотто, я видел фрески Джотто!» – сказал он. И сестра моя Лена в тот вечер спела гостю отрывок одной из арий Россини. Она певица, тогда училась в Ханты-Мансийском отделении Гнесинки… Мама в этот раз больше внимания уделяла дочери Андрея Георгиевича Анне, расспрашивала о жизни, предложила ехать вместе на Кавказ.

Провожали Битовых в аэропорт всей семьей. А.Б. сказал мне, что теперь мы действительно должны встретиться в родных для всех Битовых местах, в ауле Уляп. Добавил при этом, что местом своего зарождения он считает Анапу – его мама с папой отдыхали там в 36-м году. Кстати, там он будет осенью в жюри кинофестиваля. И я за ним смогу заехать…

Так все и сошлось.

Я позвонил одному из своих родственников, объяснил ситуацию. Ответ был истинно черкесский: «Наш он или нет, мы всегда рады гостям».

В сентябре (или октябре) того же года я с родственником поехал в Анапу за Андрем Георгиевичем. Он познакомил меня с друзьями – в том числе с Гией Данелией. Всю ночь сидели за столом прямо у моря. Утром – в дорогу, в Майкоп добрались на машине к вечеру. Встречал нас Касим Юсуфович Мамгетов – один из руководителей Республики Адыгея. По профессии врач, умнейший человек. Посмотрел на маму, на Андрея и сказал мне негромко: «Интересно, на каком уровне сознания она убедила его, что он – ваш?.. И как он понимает ее русский?»

Но уже на следующий день, когда приехал Казбек Хусенович Битов – брат матери из рода Битовых, – Касим Юсуфович посмотрел на Казбека, на маму, на Андрея Битова и произнес: «Не надо быть антропологом, чтоб понять – вы все из одного корня».

После церемонии «передачи гостя» все вместе поехали домой к Казбеку. В республике уже знали о приезде выдающегося писателя, дома у Казбека собрались солидные люди – госслужащие, предприниматели, преподаватели майкопских вузов. Встреча-застолье проходила традиционно, немного даже церемонно. Битов приуныл, но держался хорошо, просто и с уважением. Потом в зал зашел высокий человек лет сорока в светлом плаще. Легкой уверенной походкой, возможно нарушая (а может, и нет) строгий адыгский этикет, он подошел к А.Б. и со словами «Дорогой Андрей Георгиевич, как я рад вас видеть!» – обнял его. Кто он был? Просто читатель писателя Битова . И, как будто эти двое были всю жизнь знакомы, потекла живая беседа, живое общение. Человек в светлом плаще был родом из Уляпа. Он с ходу начал рассказывать про аул, сетовал на то, что люди меняются – черствеют, молодежь все больше сама по себе. Что речка их детства почти высохла, и это мало кого беспокоит… Новый гость был открытым, искренним человеком со свободным и сильным духом. И как-то все ожили, застолье из чинного ритуала превратилось в живую человеческую встречу.

На следующее утро Казбек повез нас (маму, Андрея и меня) в Уляп в свой родовой дом. Встретили нас многочисленные родственники. Примечательно, что мама сама до этого момента сорок лет (!) не была в ауле, где родилась. Среди гостей был местный краевед, подарил А.Б. свою книжку. Он рассказал Андрею, что до Уляпа Битовы жили в предгорьях Кавказких гор, их родовой аул – Бенокохабль. Во время Кавказской войны оставшихся в живых обессиленных, изможденных голодом и войной черкесов сгоняли на равнину и окружали казачьими станицами. Андрей попросил отвезти его на первоначальное место. В этот же день мы с Казбеком и Андреем Битовыми снова отправились в путь.

Примерно в ста километрах от Уляпа мы въехали в казачье селение Беноково. Много раньше это и был аул Бенокохабль. Живописная станица со старыми домиками, скамейками у ворот. Но людей почти не видно. Встретив, наконец, одного пожилого человека, Андрей Георгиевич поинтересовался, не сохранилось ли старое кладбище. Сельчанин махнул рукой в сторону гор – «там, может, какие камни остались». Мы вышли на окраину полузаброшенного села и стали подниматься на большой курган. Он возвышался над станицей – и с него открывался вид на Кавказ. Несмотря на то, что я и Казбек годились А.Б. в сыновья, он умудрился оторваться от нас, ушел вперед и присел возле одиноко стоящего дерева на вершине кургана. Когда мы подошли к нему, я страшно испугался. Лицо А. Б. было бледно и неподвижно, из левого глаза текла слеза. Я спросил: «Что с вами?!», но он никак не реагировал. Вместе с Казбеком мы, держа под руки, приподняли его, повели. Он едва передвигал ноги, никак не реагируя на нас… Минут через пять, когда мы зашли в тень и остановились, А.Б. посмотрел на меня – как будто ничего не произошло. И спокойно сказал: «Здесь красиво». Добрались до машины и поехали домой. По дороге он кратко объяснил, что после операции – трепанации черепа – у него такое иногда бывает. До Майкопа мы ехали почти не разговаривая, он смотрел на дорогу и о чем-то глубоко думал… Уже в Майкопе Андрей Георгиевич обнаружил, что, видимо, когда умывался по дороге в горной реке, обронил свой старинный серебряный перстень, подаренный ему в Израиле. Так и остался лежать в кавказской речке Щхъагуэщэ (Белая) перстень русского писателя Андрея Битова. Похоже на песню… Но правда.