Эдуард Иванян - Рональд Рейган - хроника жизни и времени

Повторяя в чем-то уже не раз отмечавшиеся в прошлом особенности личности президента ("ни один из проинтервьюированных друзей и помощников, к примеру, не утверждал, что президент является аналитически мыслящим, интеллектуально любознательным или хорошо информированным человеком"), Л. Гэлб вместе с тем дополнял президентский портрет личностными характеристиками, как бы предостерегавшими будущих партнеров Рейгана по переговорам от легкомысленной недооценки сильных сторон его натуры. Он вновь ссылался на президентских помощников, которые, рисуя портрет "человека с серьезными интеллектуальными недостатками", восхищенно признавали в нем "политического тяжеловеса, лидера, чьи инстинкты и интуиция оказывались верными гораздо чаще, чем их собственный анализ". Из статьи Л. Гэлба и приводимых им отзывов президентских сотрудников сознательно вырисовывался образ человека, "четко представляющего себе, чего он хочет добиться и как этого следует добиваться", политического деятеля, глубоко уверенного в своей правоте, полностью полагающегося на свою интуицию, независимого если не в своих суждениях, то в своих решениях 44. Советским участникам встречи на высшем уровне в Женеве предстояло на опыте личного общения с президентом США определить для себя, в чем и в каких пределах информация, столь целенаправленно доведенная до их сведения, отвечала истине.

Согласно воспоминаниям президентского пресс-секретаря Л. Спикса, Рейган был на борту своего самолета ВВС-1, летевшего в Женеву, когда ему было доложено, что содержание личного письма К. Уайнбергера, направленного в Белый дом незадолго до начала встречи в Женеве, опубликовано газетой "Нью-Йорк таймс". В этом письме министр обороны США настоятельно рекомендовал президенту не уступать русским ни в чем в ходе переговоров на высшем уровне и ни в коем случае не идти на договоренности с СССР, которые бы подтвердили договоры об ограничении стратегических вооружений и о противоракетной обороне. Представитель министерства обороны, с которым Л. Спикс связался по указанию Рейгана по телефону, категорически заявил, что министерство не имело никакого отношения к факту публикации текста письма в прессе. "Однако, по моему мнению, — писал впоследствии Л. Спикс, — письмо было написано Уайнбергером или кем-то другим из сторонников жесткой линии в министерстве обороны специально с целью передачи его в распоряжение прессы. Я подозревал, что либо сам Уайнбергер, либо же, следуя его указаниям, пентагоновский эксперт по вопросам контроля над вооружениями Ричард Перл передали письмо газете "Таймс"". Отвечая на вопросы следовавших в Женеву президентским самолетом журналистов, Л. Спике заявил, передавая раздражение Рейгана этим фактом: "Президент предпочел бы прочесть это письмо в приватной обстановке Овального кабинета, а не на страницах "Нью-Йорк таймс". "Не саботаж ли это предстоящей встречи?" — спросили журналисты находившегося в том же самолете помощника президента по вопросам национальной безопасности Р. Макфарлейна. Заручившись их обещанием не ссылаться на него, Макфарлейн решительно ответил: "Конечно, саботаж"" 45Возмущение Рейгана поступком министра обороны было неподдельным: президент был готов выслушать точку зрения Уайнберге-ра в приватной обстановке и, возможно даже, учесть ее, тем более что на том этапе его собственная точка зрения мало чем отличалась от уайнбергеровской, но не мог согласиться с тем, чтобы кто-то пытался им открыто манипулировать. Возможно, это утверждение будет трудно обосновать документально, но скорее всего именно с этого момента началось постепенное, но неуклонное падение влияния Уайнбергера на Рейгана (и соответственно рост авторитета Дж. Шульца, его нередкого оппонента), приведшее в конечном счете к уходу министра обороны в отставку. Уайнбергер, пользовавшийся репутацией "ястреба из ястребов" даже в не отличавшейся "голубиным" нравом администрации, оказался не в состоянии распознать и одобрить то, что Дж. Рестон окрестил "естественным для большинства президентов, а тем более для большинства актеров стремлением к "хэппи энду" — счастливому концу заключительного акта пьесы" 46

Делегация США и сам президент оказались в Женеве политически, а в еще большей степени психологически не готовыми к конкретным договоренностям с Советским Союзом. Порой казалось, что основной заботой Рейгана и сопровождавших его лиц был не позитивный исход встречи, не конкретные результаты, которые могли быть достигнуты в ходе переговоров, а "имидж" президента, то, как он и его администрация будут выглядеть в глазах американской и мировой общественности и особенно в глазах противников нормализации американо-советских отношений в США и других странах мира. Начав с заявления общего характера о своем стремлении содействовать уменьшению грозящей миру ядерной опасности и о готовности США к решительным шагам в интересах ослабления международной напряженности, Рейган принялся отстаивать необходимость продолжения работ в США в рамках "стратегической оборонной инициативы" (СОИ), отказываясь прислушиваться к доводам, ставящим под сомнение оборонительный характер, да и вообще практическую реализуемость задуманного им космического щита. Как писал позднее Дж. Ньюхаус, "за пять часов бесед со своим оппонентом Горбачев обнаружил человека, сочетавшего в себе огромную добрую волю в вопросах, касавшихся ядерных вооружений, с неимоверным невежеством в этих вопросах" 47Шесть личных встреч между Р. Рейганом и М.С. Горбачевым в присутствии только переводчиков, дополненные еще десятью с лишним часами переговоров с участием остальных членов делегаций в течение двухдневной встречи на высшем уровне, привели к подписанию предварительно согласованного Общего соглашения об обменах и контактах в области науки, образования и культуры между СССР и США и подготовленного уже на месте Совместного советско-американского заявления, в котором обе стороны подчеркнули необходимость скорейшего достижения прогресса на переговорах по ядерным и космическим вооружениям, а также в деле улучшения отношений между СССР и США. Но значение женевской встречи на высшем уровне выходило за рамки подписанных документов, и в этой оценке сходилось большинство иностранных наблюдателей и, самое главное, сходились в принципе обе страны — участницы встречи и их лидеры. Если попытаться свести многочисленные нюансы оценок по обе стороны океана к нескольким основным положениям, то встреча М. С. Горбачева с Р. Рейганом в Женеве 19–20 ноября 1985 г. была охарактеризована как крупнейшее политическое событие международной жизни, состоявшиеся в ее ходе переговоры как необходимые и полезные, а их исход в целом как позитивный. В постановлении Верховного Совета СССР "Об итогах советско-американской встречи на высшем уровне в Женеве и международной обстановке", принятом по докладу М. С. Горбачева, отмечалось, что итоги переговоров "создают возможности для перехода от нынешнего состояния опасной конфронтации к конструктивным поискам путей нормализации советско-американских отношений, оздоровления международной обстановки в целом" 48. Несомненный интерес представляла и оценка М. С. Горбачевым самой встречи и позиции, занятой американской стороной. Подчеркнув, что "переговоры в Женеве были подчас весьма острыми и… предельно откровенными", М. С. Горбачев отметил, что "в позиции американской стороны на встрече проявились определенные элементы реализма, что содействовало решению ряда вопросов" 49Слово "реализм" в оценке советскими руководителями внешнеполитического курса рейгановской администрации прежде никогда не фигурировало.