Эдуард Иванян - Рональд Рейган - хроника жизни и времени

Такая возможность ему неожиданно представилась. Узнав о предстоявшем выезде в Калифорнию на весенние тренировочные сборы игроков известной чикагской бейсбольной команды «Чикаго кабс», Рональд упросил свое начальство на радиостанции отправить его вместе с ними. А всего лишь за несколько дней до предполагавшегося выезда он познакомился с девушкой из Де-Мойна, которая когда-то работала на местной радиостанции, но с тех пор успела стать довольно популярной голливудской актрисой и певицей. Джой Ходжес (так ее звали), проникшись симпатией к Рональду, предложила ему связаться с ней по приезде в Калифорнию и пообещала вывести его на своего импресарио Билла Мейклджона, представлявшего помимо нее многих крупных голливудских киноактеров, включая идола кинозрителей того времени красавца Роберта Тэйлора. Открывавшаяся перед Рейганом перспектива была столь заманчивой, а представившаяся возможность попасть в Голливуд столь уникальной, что он переборол чувство страха перед полетом на самолете и вылетел вместе с командой в Калифорнию.

По приезде в Калифорнию Рейган не преминул тут же связаться с Джой Ходжес, и та договорилась о его встрече с Мейклджоном. Девушка, однако, поставила условием, чтобы Рональд обязательно избавился от явно уродовавших его очков. Мейклджон, которому Рональд наплел с три короба о своем сценическом опыте, действительно договорился со своими знакомыми на студии «Уорнер бразерс» об организации кинопробы для протеже Джой Ходжес. По словам самого Рональда Рейгана, в присутствии которого произошел разговор Мейклджона по телефону со студией, тот («не похвалишь — не продашь») отрекомендовал Рональда как «еще одного Роберта Тэйлора». Проба в «Уорнер бразерс» состоялась, и по всем признакам удачная, хотя сам Рональд, по его словам, остался ею недоволен, а строгим экзаменаторам явно не приглянулась провинциальная прическа молодого человека.

Команде «Чикаго кабс» пора было возвращаться домой, и, не дождавшись сколько-нибудь определенного ответа, Рейган вернулся в Де-Мойн, даже не рассчитывая, по его собственным словам, на положительный исход своей отчаянной попытки. Но ему уже в который раз повезло: студия предложила контракт, гарантировавший занятость в течение 6 месяцев и предусматривавший возможное продление до 7 лет. (По-зднее Рейган объяснял, почему ему был предложен контракт именно на семь лет, а не, скажем, на пять или на десять лет. Оказывается, в Калифорнии существовал закон, по которому контракты не заключались на срок, превышающий семь лет, так как больший срок контракта считался уже кабальным. Семилетний контракт был, следовательно, оптимальным, с точки зрения «Уорнер бразерс» и, конечно, самого Рейгана.) 200 долларов в неделю, предложенные студией, казались Рональду огромной суммой. «Сам того не осознавая, — писал он впоследствии, — я сделал самый разумный из всех возможных шагов (уехал из Голливуда после пробы, то есть не маячил на глазах у тех, от кого зависело решение его судьбы. — Э. И.). Голливуд обожает людей, которые в нем не нуждаются» 20.Много позднее он узнает, что на работу его приняли в основном по той причине, что его голос очень напоминал по тембру голос молодого и популярного актера Росса Александера, незадолго до того покончившего жизнь самоубийством.

В одночасье Рейган стал знаменитейшей личностью в Де-Мойне. Интервью с ним добивались газетчики не только местной «Де-Мойн реджистер энд трибюн», но и из соседних городов. «Мне больше всего и всегда хотелось стать актером, — признавался он в одном интервью. — Но я никогда не считал, что кто-нибудь, увидев меня на экране, тут же пойдет домой и даст своему мужу цианистого калия. Поэтому я и выбрал в качестве наилучшей альтернативы радио. Может быть, я пробуду там (в Голливуде. — Э.И.) всего шесть месяцев. Конечно, я надеюсь, что этого не произойдет, но кто знает. Во всяком случае, я никогда не был так взволнован, как сейчас. Признаюсь, у меня голова идет кругом» 21. А когда настал день отъезда, Рейгана провожал чуть ли не весь Де-Мойн. Радиостанция приобрела большой чемодан и подарила его Рональду на торжественных проводах, транслировавшихся в эфир.

«Шла гражданская война в Испании, японцы вновь воевали в Китае, Гитлер разорвал Версальский договор, а я был в мире со всеми… Я ехал на Запад, сидя за рулем гордости всей моей жизни — моего первого автомобиля с откидывающимся верхом», — писал он позднее в автобиографии 22. Завершался начальный, богатый событиями, но наименее впечатляющий этап его жизненного пути, на протяжении которого шел процесс формирования личности и характера Рейгана, вырабатывалась его позиция по многим жизненно важным для него вопросам. Основной вывод, сделанный им из пути, пройденного его родителями, и из всего того, что довелось увидеть и пережить ему самому, сводился к убеждению, что преуспеть в жизни он сможет лишь в том случае, если свяжет свое будущее с теми, кто располагает реальными возможностями и властью для оказания ему необходимой помощи.

На самом пороге нового этапа в своей жизни Рейган принял еще одно решение, которое, вполне возможно, сыграло впоследствии немаловажную роль в его дальнейшей судьбе. Уже в первые годы существования «великого немого в Голливуде зародилась традиция, следуя которой сотни крупных кинозвезд и мелких „звездочек“ отказывались от своих неблагозвучных имен и фамилий, заменяя их броскими, радующими зрение и слух псевдонимами и оставаясь навечно в истории американского и мирового кино как Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс (а не Глэдис Смит и Дуглас Ульман), как Грета Гарбо и Фрэд Астэр (а не Грета Густафссон и Фредерик Аустерлитц), как Дорис Дэй и Роберт Тэйлор (а не, страшно сказать, Дорис фон Каппельхоф и Спэнглер Арлингтон Брюг), как Мэрилин Монро и Кэри Грант (а не Норма Джин Мортенсон и Арчибальд Лич). Когда Рейгану был задан вопрос в студии „Уорнер бразерс“, под каким именем и фамилией он хотел бы сниматься в Голливуде, он назвал свои настоящие. „Рональд Рейган, Рональд Рейган, — повторил за ним несколько раз один из руководителей студии, как бы пробуя на язык и на слух это сочетание звуков. — Ну что же, мне нравится“. 26-летнему Рональду Рейгану были оставлены полученные им от рождения имя и фамилия.

Конечно, возможно, что этому факту никто не придал бы значения, но никто не может исключить и того, что американским избирателям в 1980 г. могло не понравиться, что на пост президента США претендует человек, по собственной воле отказавшийся от полученных им при рождении имени и фамилии и тем самим как бы порвавший со всем тем, что его связывало с реальностью. Нет никакого сомнения в том, что в этом случае потеряла бы всякий смысл попытка проследить генеалогические связи Рейганов с Брайаном Бору. А как бы отнеслись люди к тому, что при подписании документов государственной важности президент США пользовался бы артистическим псевдонимом? Все эти „как бы“ и „если бы“, однако, потеряли свое значение в тот момент, когда Рейган принял решение сохранить имя и фамилию, с которыми он вошел в жизнь.