Михаил Алексеев - «Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы

Одзаки перед отъездом рекомендовал Зорге заведующего шанхайским филиалом телеграфного агентства «Рэнго Цусин» Ямаками Масаёси. «Когда Одзаки уезжал из Шанхая, — писал Зорге в «Тюремных записках», — он познакомил меня с ним в качестве своего преемника. Однако почему мы так быстро расстались, сейчас не могу вспомнить» [250]. «Большие затруднения», судя по всему, состояли в том, что с Фунакоси Зорге познакомился через Ямаками, с которым его свёл Одзаки.

В письме в Центр от 3 апреля 1932 г. Зорге вернулся к теме сотрудничества японских агентов: «§ 1. Мы все очень сожалеем, что при возникновении здешнего конфликта не сумели так реагировать, как это бы нам хотелось, но нам, действительно, не везло, ибо как раз наш хороший японец — приятель не сумел пережить [остаться]. Он был принуждён оставить это место и поехать домой. В дальнейшем с ним как будто бы ничего не случилось, во всяком случае, с ним не произошло всё то, что имело место с нашим первым яп[онским] приятелем, который все еще в санатории (тюрьме. — М.А .). И всё же это был серьёзный удар для нас, ибо потеряли единственного сотрудника этой национальности, народа…

Теперь о наших новых деловых друзьях. Оба новые не так развиты, как предыдущие и, конечно, в смысле надежности далеко не так … (верны. — М.А .) как предыдущие. Но это только вопрос времени, и окончательное мнение можем иметь об обоих наших новых друзьях потом. Но, во всяком случае, надеемся одного из них широко развить. Чрезвычайно важно иметь таких сотрудников, которые владеют японским языком. Это заставляет нас ставить вопрос, нельзя ли, кроме тех, которые здесь находятся — получить кого-нибудь в Японии, который бы приехал сюда для работы или установил связь с нами, ибо центр тяжести наших дел находится в Японии (выделено мной. — М.А .). Отсюда организовать хороший экспорт и найти соответствующий товар, конечно, трудно. Просьба продумать этот вопрос. Нельзя ли что-нибудь предпринять с вашей стороны. Мы, конечно, постараемся тем человеческим материалом, которым мы располагаем, сделать то, что сможем. Не забудьте, что мы всего навсего в 24 часах от Японии, и посещение для переговоров, установлений контакта м[ожет] б[ыть] легко и просто… Во всяком случае, просим скорейший ответ. Можете ли вы что-нибудь сделать в этом отношении. Рамзай». Текст написан от руки, поэтому в тех местах, где не удалось его прочитать, стоят пропуски.

Из этого письма следует несколько важных выводов, помимо повторной высокой оценки деятельности Одзаки. Первое — понимание того факта, «что центр тяжести наших дел находится в Японии». Второе — японского «человеческого материала», что имелся под рукой в Китае, явно не хватало, и «Рамзай» обращался за помощью к Центру. И с этой просьбой он обратится ещё не раз.

В «Тюремных записках» Зорге пишет, что, «ещё будучи в Шанхае, приступил к изучению Японии и намеревался стать знатоком японской истории и внешней политики» [251].

При анализе таких проблем, «как новая политика Японии в Маньчжурии, влияние этой политики на Советский Союз, шанхайский инцидент, японо-китайские столкновения, японская экспансия в целом», по словам Зорге, «особенно много мне помогали Одзаки, Каваи и Фунакоси». Именно эти имена японских агентов были озвучены Зорге в его переписке с Центром.

Однако в «Тюремных записках» Зорге упоминает ещё три японских фамилии — Мидзуно, Кавамура и Ямаками, — о которых он вынужден был написать после признательных показаний Одзаки. Однако «Рамзай» всячески пытается дистанцироваться от них.

Мидзуно Сигэру, в 1929–1930 гг. учился в Академии по изучению Восточной Азии в Шанхае, японском учебно-исследовательском учреждении, созданном в 1901 г. с целью подготовки японских кадров для колонизации Китая. По данным японской полиции — член китайского комсомола. В декабре 1930 г. был арестован на 10 дней за распространение пацифистских листовок, а в январе 1931-го — исключён из Академии. В августе этого же года за политическую агитацию среди студентов Академии он арестовывается китайской полицией, передаётся в японское консульство и высылается в Японию.

Кавамура Ёсио, корреспондент издававшейся в Маньчжурии японской газеты «Мансю нити-нити». В последующем — заведующий шанхайским отделением «Мансю нити-нити».

Ямаками Масаёси, журналист, корреспондент Шанхайского отделения японского агентства «Рэнго цусин» (умер в больнице в Токио в 1939 г.).

Никто из них не проходил как агент шанхайской (в период руководства ею Зорге) резидентуры — ни в одном из отчетов, ни в одной схеме Шанхайской резидентуры они не были указаны. В «Тюремных записках» Зорге укажет, что с Мидзуно, Кавамура и Ямаками он встречался «очень редко» и не смог «почти ничего» припомнить, «о чём с ними беседовал» [252].

Мидзуно Сигэру появится в агентурной сети токийской резидентуры в 1935 г. под псевдонимом «Осака-бой», как привлечённый к сотрудничеству Одзаки. И Мидзуно, и Ямаками и Кавамура были знакомы с Одзаки, даже давали ему какую-то информацию, в ходе его пребывания в Шанхае, но не более того. Не были они привлечены к сотрудничеству и позднее — в конце 1932 г. — в первой половине 1933 г., когда шанхайской резидентурой после отъезда Зорге руководил коллективный резидент: К.М. Римм — Г.Л. Стронский.

После возвращения Каваи в Шанхай в Москву был отправлен обширный «японский материал из Мукдена на яп[онском] языке 18/IV». Незнание Каваи иностранных языков существенно затрудняло работу с ним. «Поскольку он не говорил на иностранных языках, — писал о Каваи в «Тюремных записках» Зорге, — после отъезда Одзаки я стал испытывать трудности в контактах с ним. Помню, что в Шанхае он пригласил меня к своему знакомому Кавамура, но больше с Кавамура я не встречался и личных отношений между нами не возникло» [253]. Не исключено, что однажды при беседе Зорге с Каваи в качестве переводчика присутствовал знакомый последнего, но то, что это был Кавамура, Зорге «напомнили» только после его ареста. Судя по всему, после отъезда Одзаки из Шанхая переводчиком в ходе встреч с Каваи являлся Фунакоси. Что же касается Кавамуры, его, как выяснилось, неплохо знал китайский агент шанхайской резидентуры Чжан Фанъю.

В конце мая Зорге, понимая необходимость получения информации из первых рук о происходившем в Северном Китае, выступил с предложением вернуть Каваи на север для развития агентурной сети на территории, подконтрольной Японии: «Шанхай, 28-го мая 1932 года. Наш японский информатор, работавший для нас около полугода в Мукдене, имеет возможность легализоваться в Дайрене (на Ляодунском полуострове. — М.А .). Полагаем, что такой опорный пункт для дальнейшего развития сети важен, вопрос связи с ним разрабатываем, его легализация обойдется до 250 ам[ериканских] долларов. Просим Вашей санкции».