Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер: пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Рассмотрев работы Ли, Дженис выбрал картину «Композиция» размером 75 × 60 см, которую Поллок подписал за автора. Ее репродукция занимала целую страницу в цветной вклейке в книге. На выставке полотно висело в одном ряду с картинами Горки, Грэма, Мазервелла, Билла де Кунинга, Марка Ротко и Мерседес Маттер [605] Landau, Lee Krasner: A Catalogue Raisonné , 70; Janis, Abstract and Surrealist Art in America. . После того как Дженис сделал свой выбор, Ли, конечно, не могла не воспользоваться шансом представить коллекционеру Поллока. Она отвела его в мастерскую Джексона. Все время, пока Ли с энтузиазмом описывала галеристу идеи Джексона и рассказывала о его картинах, художник молча простоял в углу. Дженис в итоге поддался уговорам и отобрал для выставки работу Поллока «Волчица». А позднее он сделал еще и то, о чем Ли с Поллоком даже не мечтали: рекомендовал Музею современного искусства купить это полотно [606] Les Levine, «A Portrait of Sidney Janis», 52; Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 474; Solomon, Jackson Pollock , 146. . И в конечном счете музей это действительно сделал, хоть и не сразу. А пока одной мысли о том, что Дженис счел качество работы Поллока достойным музея, оказалось достаточным, чтобы наполнить пустые желудки пары самой вкусной едой на свете — надеждой.

Важные двери Поллоку открыло и знакомство с Мерседес и Гербертом Маттер. Именно через них с его творчеством познакомился критик и будущий куратор Музея современного искусства Джеймс Джонсон Суини. Работы ему очень понравились. Купив некоторые, Суини привлек к творчеству Поллока внимание бывшего владельца галереи в Калифорнии, который не так давно приехал из Парижа в Нью-Йорк [607] Potter, To a Violent Grave , 68; Friedman, Jackson Pollock: Energy Made Visible , 65; Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 442. . Щедрый и великодушный Говард Путцель обладал поистине удивительной способностью выявлять новые таланты, но был чрезвычайно неудачлив в бизнесе. Он постоянно оказывался на мели и почти всегда находился на грани нервного срыва [608] Gill, Art Lover , 316; Melvin P. Lader, «Howard Putzel», 87. . «Говард был очень мягким и добрым. А еще он был огромным, толстым, обрюзгшим, с красным от выпивки лицом. Он грыз ногти так часто, что его пальцы становились похожими на сучки», — рассказывал художник Теодорос Стамос. Говард был заядлым курильщиком и любил жевать мундштук. Однажды он попытался бросить курить, заменив сигареты чашей с двумя тысячами кислых карамелек, но это не сработало. От тяги к курению Говард так и не отделался, но зато приобрел еще и привычку вечно сосать леденцы [609] Oral history interview with history interview with Theodoros Stamos, AAA-SI. . После оккупации Парижа в 1940 г. Путцель предсказал, что США станут «новым домом для искусства». По прибытии в Нью-Йорк он старался встретиться с как можно большим числом художников [610] Gill, Art Lover , 315. . И в один прекрасный день, получив от Суини адрес Джексона и Ли, Говард добрался до Восьмой улицы.

«Гений» [611] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 443; Lader, «Howard Putzel», 91. . Увидев картины Поллока, наполненные символами, которые лишь намекают на объект, но никогда не рассказывают о нем напрямую, Путцель произнес именно это слово. Чуть позднее он убежденно заявил одному своему другу: «Этот парень станет главным художником Америки». Работы Ли ему тоже очень понравились. Общаясь с семьей Поллока и Краснер, Путцель никогда не относился к Ли как к подружке художника. Она сама была художником, и точка. Но Путцель и Ли полностью сошлись в том, что Поллок уникален. Он уже нашел себя в живописи, и его видение было экстраординарным. И тогда Говард и Ли объединили свои усилия, чтобы распространить эту новость как можно шире. Путцель стал частым гостем в квартире пары. Он с трудом втаскивал свое грузное 45-летнее тело по пяти лестничным пролетам, проходил на кухню, с шумом в изнеможении падал на стул и часто разделял с хозяевами трапезу [612] Lader, «Howard Putzel», 91; Naifeh and Smith , Jackson Pollock , 448, 458–459; Marquis, Art Czar , 94. . Чуть больше года назад Ли даже не думала о том, чтобы зажечь духовку на своей кухне. Но, съехавшись с Поллоком, она быстро научилась готовить. (Путцель называл ее «первоклассным поваром» [613] Letter from Lee Krasner to Mercedes Matter reprinted in Landau et al., Mercedes Matter , 72n86. .) «Мне нравилась эта роль, — рассказывала Ли. — Вдруг я поняла, что не могу не быть женщиной, не могу не быть влюбленной» [614] Amei Wallach, «Lee Krasner’s Triumph», 501. .

Однажды Джексон познакомился с Бобом Мазервеллом. Очень стеснительный 30-летний выходец из Калифорнии, он учился в Стэнфордском, Гарвардском и Колумбийском университетах и сам называл себя «застенчивым сыном банкира». В свое время Мазервеллу удалось преодолеть решительное сопротивление отца-художника. И тот разрешил сыну оставить карьеру в области права или бизнеса [615] Ashton and Banach, The Writings of Robert Motherwell , 1, 2, 5; Jack Flam, Katy Rogers, and Tim Clifford, Robert Motherwell , viii, 184, 186; Abel, The Intellectual Follies , 88; Robert Motherwell, interview by Barbaralee Diamonstein, provided by Dr. Barbaralee Diamonstein-Spielvogel, interviewer and author, from Inside New York’s Art World , 239; H. H. Arnason, Robert Motherwell. . К моменту знакомства с Поллоком Боб успел пожить и в Европе, где изучал искусство, и в Мексике, среди сюрреалистов [616] Robert Motherwell, interview by Barbaralee Diamonstein, provided by Dr. Barbaralee Diamonstein-Spielvogel, interviewer and author, from Inside New York’s Art World , 240–241; Flam et al., Robert Motherwell , 184, 186. . Они с Поллоком казались очень маловероятными кандидатами на дружбу. Но между ними нашлось много точек пересечения, что быстро сделало их приятельскую связь крепче. Во-первых, их объединяла любовь к живописи (так, писатель Лайонел Абель утверждал, что между 1942 и 1948 гг. ни разу не видел Мазервелла с лицом, не перемазанным красками). Во-вторых, оба были глубоко признательны мексиканскому искусству (Поллок к моменту их знакомства только что вышел из мексиканского периода). В-третьих, у обоих мужчин оказались слишком сильные и властные матери (Mазервелл, например, называл свою не иначе как «психопаткой») [617] Abel, The Intellectual Follies , 90; Solomon, Jackson Pollock , 121; Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 429; Abel, The Intellectual Follies , 90; Flam et al., Robert Motherwell , 7. ).

Именно Мазервелл пригласил Поллока вступить в группу молодых сюрреалистов. В ту пору они смело освобождались из-под влияния школы, где властвовал Бретон [618] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 422, 424; Flam et al., Robert Motherwell , 184; Solomon, Jackson Pollock , 123–124; Landau, «Lee Krasner’s Early Career, Part Two», 81–82. . Зачинщиком восстания стал харизматический чилийский художник, выросший в испанской Стране басков, Роберто Матта Эхауррен. Маленький, с прямыми черными волосами, он испытывал безграничный энтузиазм ко всему, что его окружало (а особенно к себе самому). Матта очаровывал молодых американцев и притягивал их к себе, словно магнит. Он вел себя в их среде как признанный маэстро, требуя к себе внимания и уважения, будто был как минимум вдвое старше своего возраста. Хотя на самом деле Роберто было всего тридцать два. В то же время он был очень веселым: по описанию друга художника, его звонкий смех уносился ввысь «на крыльях сопрано» [619] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 424–426; Levy, Memoir of an Art Gallery , 247; Abel, The Intellectual Follies , 90–91. . Матта предложил коллегам-мужчинам собираться в его мастерской на Девятой улице, чтобы обсуждать искусство. А их «жены» приглашались на приемы, где устраивались салонные сюрреалистические игры [620] Levy, Surrealism, 52; Abel, The Intellectual Follies , 107, 109; Parker and Pollock, Old Mistresses , 137–139; John Bernard Myers, ed., The Poets of the New York School , 12; Terrence Diggory and Stephen Paul Miller, eds., The Scene of My Selves , 192. . Такое разделение по гендерному признаку страшно раздражало Ли. Прежде она никогда не чувствовала в своем профессиональном окружении дискриминации, а в группе сюрреалистов Матты ей отводили роль благодарного приложения к мужчине.