Станислав Грибанов - Василий Сталин. Письма из зоны

В одной из московских газет в канун 60-летия Великой Победы бывший мэр Гавриил Попов закатил несколько статей под рубрикой «Правду, только правду, всю правду»! «Надо рассказать уже известное мне обо всей Отечественной войне. Бездумно кланяться «великим тем годам» я больше не хочу, точнее, не могу. Накланялся…» — пишет Гавриил и погнал известное ему «обо всей Отечественной войне» (назвать Великой ту войну, как это принято считать нашим народом, Гавриил не мог — для него она не Великая).

Любопытное исследование получилось у демократа. В преддверии юбилея мэр Попов напомнил ветеранам, как из покоренной Германии волокли те на святую Русь 190 000 ковров, 60 000 роялей, 940 000 кроватей, шкафов, табуреток, 265 000 настенных и настольных часов, «а также 186 вагонов отборного вина».

«Но не только кофточки были солдатской добычей. Ею стали немецкие женщины и девушки. — пишет бывший в молодости секретарь комитета ВЛКСМ МГУ им. М. В. Ломоносова Гавриил Попов и, ссылаясь на книгу какого-то К. Райана «Последняя битва», рассказывает «московским комсомольцам», как четверо русских солдат загнали родителей и троих детей немки Урсулы в подвал и «затем, по очереди, изнасиловали ее»…

Вот он, один из многочисленного хора маркитантов — преподаватель политэкономии социализма, доктор экономических наук, профессор, действительный член Российской академии естественных наук, председатель Российского движения демократических реформ, — для которого, поди, если фашизм, то непременно, русский, если мафия, то русская, солдат-насильник — тоже русский! Гавриил Попов не хочет больше «бездумно кланяться «великим тем годам» и продолжает «все эти сведения»:

«Бомбоубежище в Кренцбере кишело русскими солдатами, выискивающими девушек и женщин. Девушек загоняли в квартиры наверху и насиловали. Всю ночь раздавались их крики…» Рассказал бы Гаврила, что сделали с великой Россией — униженной, оскорбленной, вымирающей — реформаторы-демократы, в какую клоаку превратилась белокаменная столица в годы его правления, как на старинном Арбате генералы сдавали торгашам свои шинели и боевые ордена, чтобы выжить, как беспризорные мальчишки торговали порнографическими журналами, как в мусорных ящиках русские интеллигенты искали объедки с барского стола.

Гавриил Попов не хочет кланяться «великим тем годам» и вот ущучил, как «за счет немецких строительных материалов и руками военнопленных» маршалу К. Рокоссовскому и маршалу И. Пересыпкину строили дачи. Ах, окаянная душа Гаврила! — до чего договорился… Ну, об «алчности» маршала Жукова кто нынче только не писал. А вот, оказывается, что чекисты конфисковали у члена Военного совета его фронта К. Ф. Телегина: 16 килограммов изделий из серебра, 218 отрезов шерстяных и шелковых тканей, 21 охотничье ружье, гобелены французских и фламандских мастеров… Гавриил не верит, что все это трофейное для себя и для родни можно было купить в поверженной Германии. «Жуков юлит и лукавит. Забрал, не покупая и не оплачивая. То он «забыл» о мебельном эшелоне, отправленном в Одессу, то многое считал «подарками от разных организаций», то обвиняет своего охранника, что тот не выполнил его указания сдать гобелены в какой-нибудь музей».

Внесу некоторую ясность по поводу встревожившей душу мэра-буржуя «добычи» победителей. В сорок пятом, одновременно с вступлением союзных войск в Берлин, в Германии была введена в обращение оккупационная марка — единая для всех зон. Тогда же из Москвы пришло разъяснение А. Микояна по этому поводу: оккупационная марка на территории Советского Союза хождения не имеет, не принимается и не обменивается, поэтому должна быть потрачена на территории Германии. Две тогдашних марки составляли один рубль. Цены в немецких магазинах оставались старые — как «при Гитлере». И вот некоторые из них:

Шелк (в отрезах по 4 метра) стоил от 5 до 10 марок за метр.

Шерсть — от 30 до 35 марок.

Драп на пальто — 40–45 марок.

Обувь дамская — 25 марок пара.

Ботинки мужские — 35 марок.

Чулки шелковые — 3 марки пара.

Белье трикотажное (женское) — 12–15 марок гарнитур.

Ковры (фабричные) — 120–250 марок (в зависимости от размера).

Ковры (шерстяные) — 1000–3000 марок.

Шуба — 2500–5000 марок.

Горжетка из чернобурок — 120–250 марок.

Спальный гарнитур — 1500–1800 марок.

Столовый гарнитур — 2000 марок.

Рояль — 1500 марок.

Аккордеон «Hohner» — 400–600 марок.

Хрустальная ваза — 30–80 марок.

Сервиз из саксонского фарфора — 250–350 марок.

Фужеры хрустальные цветные — 5–10 марок штука.

За четыре пачки сигарет в обменных магазинах можно было взять большую хрустальную вазу в серебре. За две буханки хлеба — японский сервиз. Продукты после капитуляции немцы получали по карточкам — из запасов продовольствия советских оккупационных войск.

Так вот Костя Телегин, в конце войны он был старший лейтенант, имел боевые вылеты на истребителях, рассказывал, что его отец, как член Военного совета фронта, получал в месяц 20 000 марок. Командир дивизии — 10 000 марок. Все оклады были установлены лично Сталиным.

Что же получается: жги те марки на костре, обклеивай ими, как в свое время керенками, стены или все-таки покупай, что хочешь? На одну месячную получку генерал Телегин мог без всяких проблем купить 13 спальных гарнитуров, 700 шерстяных отрезов, 20 великолепных ковров, 4 дорогих шубы (из нутрии), 250 самых дорогих хрустальных ваз, 4000 хрустальных фужеров! А неплохие картины неизвестных художников стоили 200–400 марок. Стало быть, одна месячная зарплата — и готова домашняя галерея из 50–100 картин.

Гаврила горюет — у маршала Жукова оказалось 44 дорогостоящих ковра. Эх, мэр… Заглянул бы лучше в кошельки незабвенной «семибанкирщины». Где нынче все эти фридманы, авены, кохи, гусинские, смоленские?.. На сколько миллионов потянул замок президентовой дочки Танечки, остров в Балтийском море сынка одной питерской начальницы?.. А флотилия яхт орденоносца Ромы Абрамовича на чьи деньги построена?..

Костя Телегин рассказывал, как чекисты при личном участии министра Абакумова вывозили из дома все их имущество — вплоть до кухонной посуды и грязного детского белья из корзинки в ванной. Несколько заказных охотничьих ружей чекист взял как дрова, с тех пор вещи Телегина и Жукова навсегда и пропали. Даже добро, приобретенное семьей Константина Федоровича за 30 лет совместной жизни, было записано как «трофейное, награбленное».

Вернувшись из заключения, генерал Телегин обратился в ЦК партии с вопросом о возвращении конфискованного имущества. Ему тогда тонко намекнули — а не желает ли генерал снова посидеть в северных лагерях?.. Костя передал реакцию Жукова по поводу того запроса отца: «Дурак! К кому обратился? Ты их не знаешь! Да если к ним в лапы что попало — с зубами не вырвешь. Я не обращался, пусть подавятся этим барахлом…»