Станислав Грибанов - Василий Сталин. Письма из зоны

В прошлом полонезы, светские скандалы,

Лишь смертельный холод в блеске палаша.

Но, однако ж, риска им казалось мало

— Русская рулетка, русская душа.

Не черствело сердце от огня и стали,

И плелась карьера где-то позади.

Наивысшим шиком мальчики считали

Оловянный крестик на своей груди.

Холодок опасности щекотал им нервы,

И, бросаясь первыми в зарево стрельбы,

Часто, слишком часто погибали первыми

Офицеры гвардии, баловни судьбы.

Ах, как они жили, ах, как они жили,

Как бросали вызов собственной судьбе,

Ах, какие женщины им любовь дарили,

И звучала музыка в пушечной пальбе!

А вот второе стихотворение.

Там в столице веселье и пир.

Веселится, гуляет Москва…

А у меня в груди восемь дыр…

И отрезана голова…

Я в чеченском овраге лежу,

Злой и мертвый, и шлю презент,

Генералам продажным шлю,

И тебе, мистер-херр президент!

Вам к столу, чтобы пить допьяна,

По европам мотаться с лихвой,

Обмывать вином ордена,

Посылаю я череп свой!

Чашу сделайте из него,

И пируйте в угарном пиру,

И пока вас черт не возьмет,

Ни за что я здесь не умру.

Буду я из пустых глазниц,

На веселье ваше смотреть,

Буду с вами вместе гулять,

Буду пить, хохотать и петь.

А когда будет праздник мой

Среди ваших утех и потех

Я приду за своей головой!

Я приду отомстить за всех!

Автор первого стихотворения не отставной полковник «Лебединого стана», взгрустнувший о былом в тиши какого-нибудь парижского кафе. Это мой коллега, военный корреспондент из «Красной звезды» Андрей Матях. Стихотворение да и все творчество Андрея осталось там, в эпохе, когда он жил, когда Великая Россия, носила гордое имя Советский Союз. Казалось бы, какое нам было дело до мальчиков с оловянными крестиками на груди, которых любили женщины и которые первыми бросались в зарево стрельбы. Однако было…

Второе стихотворение называется «Письмо русского солдата своим убийцам». Автор его известный писатель, историк, публицист и философ, Юрий Дмитриевич Петухов. В 1991 году Юрий Петухов первым объявил об угрозе колонизации России, о сокрушительном поражении ее в Третьей Мировой войне. В предисловии редакции к книжной серии «Imperia Russia» есть такие слова: «Третья Мировая загнала население в дыры и норы. Единицы встали на защиту Отечества. И первым — Юрий Петухов. Он не смог спасти Великую Державу. Слишком неравны были силы. Но он и ему подобные подвижники спасли честь Русского Народа».

Когда пишутся эти строки, писатель Юрий Петухов оставил нас — прошло уже девять дней. Отстояв в храме службу, он перекрестился, вышел, посмотрел последний раз не небо и упал…

Остались безответными его письма чиновникам в высокие инстанции о защите прав человека. «…Экстремистские притязания прокуроров нарушают все мои конституционные права — на свободу слова, печати, совести, убеждений, творчества… Я прошу Вашей помощи в защите от прокурорской травли и неправедного суда… Понимаю прокуроров — с реальной, растущей как на дрожжах преступностью они справиться не могут и не хотят. Обвинить во всем писателей и сгноить их в лагерях, получив очередные звания и премии, гораздо проще и безопасней. Писатель действительно абсолютно беззащитен перед жерновами «правосудия» и прокурорским Молохом».

В этом обращении Юрия Дмитриевича к «правозащитникам» есть приписка «для читателя»: «Пока мы стоим на своей Земле, мы, Русские Писатели, не дадим преступникам спасть спокойно! Нам, в отличие от всей этой публики с двумя и тремя гражданствами, бежать с нашей Русской Земли некуда и отступать некуда!»

«Не черствело сердце от огня и стали…» Это о нем — русском писателе Юрии Петухове. «Письмо русского солдата…» — это его обращение в грядущее. Мистическое единство русской истории, о котором в стенах Владимирского централа размышлял Даниил Андреев, продолжается. Оно несокрушимо.

Даниил Андреев вышел на свободу в 1957 году. Так что Василий мог с ним встречаться. Равно как и с генералом П. Судоплатовым. Павел Анатольевич был арестован в августе 1953 года. Опытный гэбэшник, он симулировал помешательство и до 1958 года находился в психиатрической больнице, а потом был приговорен к 15 годам лишения свободы, отбывал срок во Владимировке и тоже вот ходил на параллельных курсах с Василием Сталиным.

Думаю, однако, зэк Васильев ни с депутатом трех Госдум Шульгиным, ни с философом-провидцем Андреевым, ни со специалистом по крутым делам Лубянки Судоплатовым ничего общего в застенках централа не имел. Это вот его сестре Светлане было бы, пожалуй, интересно столь разнообразное общество. Конечно, пока сны ей снились по-русски…

Бывший надзиратель Владимирского централа Степан С. вспоминал: «Василий поразил нас дисциплинированностью, опрятностью. Он был абсолютно замкнут, все время о чем-то размышлял. Начальник постоянно напоминал: «Смотрите за кацо в оба. Наверняка он мысленно прорыл подземный ход до самого Тбилиси». Тот же надзиратель припомнил одно признание Василия, которым ему, видимо, необходимо было поделиться. Но с кем? Специалистом по ядам Майроновским? Племянничком Оси Брика, чекистом Штейнбергом?..

«Как-то осенью я возвращал его в камеру с прогулки, — вспоминал надзиратель Степан. — Он замешкался и сказал комплимент: «Ты не похож на вертухая». А вскоре во время ночного дежурства я заглянул к нему в камеру через глазок и увидел, что сын Сталина стоит у самой двери.

«Если твои мозги на месте, парень, запомни, что скажу, — прошептал он громко. Я слушал. Любопытство победило страх: — Отца они угробили, — говорил Василий. — Мне обслуга кунцевской дачи рассказывала и ребята из охраны. Со дня убийства я был под «колпаком». Через одного летуна в Московском округе пытался добраться до иностранцев, но тот меня заложил. Я точно знаю: новые вожди, эта титулованная шушера, меня ненавидят. Не простят, что знаю их подноготную, как они друг на друга доносы клепали»…

Вот, чтобы так нехорошо не думал генерал о начальниках из Кремля, они отправили его на нары — исправляться трудом. Из централа о Васильеве регулярно докладывали по инстанции: «Для изучения специальностей металлиста к нему прикреплен высококвалифицированный (до ареста преподаватель ремесленного училища) заключенный из хозяйственной обслуги. Наш источник»…

Под руководством того «источника» Василий быстро освоил и сверлильный, и токарный станки. Козик записывает: «Заключенному Васильеву зачтено в январе 18 рабочих дней, в феврале 45, в марте 52, а в апреле 56 рабочих дней».

Васильев старался. Примерное поведение и трудодни сокращали исправительный срок зэка. Так что Капе боевое задание: