Ержан Есимханов - Oceanman

Ночь перед заплывом все проводят по-разному, но это редко происходит в шумной компании. Чаще всего пловец предпочитает провести это время с семьей, или побыть одному. Концентрация в это время предельная. Не хочется никому звонить, не хочется разговаривать, обсуждать, планировать — все, что нужно было сказать, уже сказано. Не хочется есть, но нужно себя заставлять. Не хочется спать, но знаешь, что нужно. Настрой абсолютный — впереди есть только одна задача, и ее нужно выполнить.

И вот с таким настроем ты выходишь утром, одетый в гидрокостюм, размявшийся, нацеленный только на победу — и тебе за пятнадцать минут до старта сообщают, что заплыва не будет. Изменилась погода. Задул «плохой» марокканский Levante. Попробуем завтра, без уверенности сказала нам Мария. Есть еще завтра. Завтра — последний день.

Описать, что творится в душе в такие минуты, совершенно невозможно. Ощущение, будто из-под тебя выдернули почву. Первый час я просто сидел на краю кровати в гостиничном номере, и пережидал колоссальный приступ злобы неизвестно на кого. Потом на тебя обрушивается полная апатия. Ничего не хочется делать, ничего вообще уже не хочется. А надо вставать и заставлять себя снова делать все то же самое, что ты делал все эти дни — сушить гидрокостюм, смешивать питание на завтра, заново настраиваться, заново заставлять себя есть, хотя не хочется, и спать, хотя это совершенно невозможно. И в голове только одна мысль — «завтра последний шанс». Если мы не плывем завтра, усилия всего последнего года будут напрасными.

Вот тогда я и понял, что значит «перегореть до старта». Так люди и перегорают, так им и сбивают настрой. Настрой — очень серьезная штука, я это хорошо понял на Гибралтаре. И именно невозможность настроиться на определенное время делает Гибралтар таким сложным заплывом.

Мне все-таки удалось поспать в ту ночь часа четыре. Проснувшись, я первым делом кинулся к телефону. В нашей рассылке ждало короткое сообщение от Марии: «Есть семичасовое погодное окно. Будьте на набережной к 12 дня». Прочитав его, я аж взвился в воздух, и от восторга начал боксировать с тенью. Казалось бы, тяжелейшее испытание впереди, а радость была совершенно запредельная.

12 сентября, в 13 часов 32 минуты, мы попрыгали с катера в холодную воду Гибралтарского пролива, доплыли до испанского берега и коснулись рукой прибрежной скалы. Заревела сирена. Заплыв начался. Мы взяли старт по направлению к Африке. Нашей целью была крайняя точка марокканского берега — Пунта Тирес. До нее было 16 километров морской воды (и, кстати, больше километра глубины).

По условиям заплыва первый час нам нужно было идти на максимальной скорости, не меньше 3,5 километров в час. Это связано с тем, что самое сильное течение — у берегов Испании, из Атлантики в Средиземное море, и нужно из него выплыть. Если ему поддаться, то унесет мимо крайней точки Пунта Тирес, и 16 километров заплыва превратятся в 25. Течение там настолько сильное, что, когда останавливаешься возле лодки, чтобы выпить изотоник, тебя сносит мимо лодки, как на эскалаторе.

Как и было согласовано, мы выстроились алмазом, и я взял максимальную скорость. И уже минут через двадцать почувствовал, что что-то идет не так. Оглянувшись, я увидел, что Хоаким, который должен был держаться у меня в ногах, отстал метров на десять. Мы остановились и подождали. Ситуация повторилась еще раз через десять минут, потом еще. Я чувствовал, что плыву очень медленно. Мария на лодке усиленно нас подгоняла — стоять на месте было нельзя. Ситуация была критическая.

На 42 минуте заплыва Хоаким сдался. Его вытащили на лодку. Он выглядел очень плохо. Уверен, что физически он был готов к заплыву. С ним сыграл предательскую шутку перенос заплыва на один день. Хоаким потерял настрой и просто перегорел. Он так и сидел на маленькой лодке до конца заплыва, помогая Марии давать нам еду и питье. На большой лодке все это время ждала его жена.

Теперь алмазное построение теряло всякий смысл. Мы выстроились в ряд и взяли максимальную скорость. Заплыв пошел.

По регламенту нам должны были дать первую порцию питания спустя час. Но прошел час, и Мария отрицательно замотала головой — мы потеряли много времени. Приблизиться к лодке она разрешила только спустя еще полчаса. Питание каждый составляет себе сам, а рюкзак с ним и инструкции дает Марии до старта. Я не стал ничего изобретать, и взял с собой две литровые бутылки изотонического напитка, который восполняет баланс солей и минералов; штук десять энергетических гелей, пару энергетических батончиков и пару бананов. Батончики не пошли сразу — волна качала так, что их сложно было откусить, а еще они совершенно не жевались. Я перешел на гели, и плыл на них до конца заплыва, лишь в середине дистанции перекусив половинкой банана. После первой остановки питание нам давали каждые 45 минут. И на каждой остановке мои испанцы незамедлительно начинали говорить — не только друг с другом, но и с теми, кто сидел на лодке. Я им особенно разговориться не давал — кричал «Go, go, go!», и срывался вперед. Я был абсолютно, на двести процентов настроен на победу.

Первые два часа дались мне очень легко. На отметке в семь километров перестал работать GPS на электронных часах (я заменил Garmin на более серьезную модель, Polar V800, которая лучше подходит для длинных дистанций). В этот момент я еще чувствовал себя очень свежим. Мы шли уверенно, погода была хорошая. На середине заплыва началась ощутимая, под полтора метра, боковая волна. Плыть она особенно не мешала, но сильно, до тошноты, укачивала. Морские животные нас не беспокоили, правда, вдали виднелись чьи-то темные силуэты, но Мария сказала, что это дельфины, и они безвредны. Мы проплывали мимо огромных, с многоэтажный дом размером, кораблей, пересекавших пролив. Мне всегда было интересно, что думают те, кто в такой момент с корабля следит за пловцами — я как-то всегда оказывался с другой стороны.

В какой-то момент, повернувшись к лодке, я увидел, что Мария говорит с кем-то по спутниковому телефону. Она положила трубку, и обнялась с Хоакимом и третьим человеком, который сидел в лодке. Тогда я не придал этому значения — и только вернувшись на берег, мы узнали, что в этот момент, 12 сентября, в возрасте 59 лет в своей постели в городе Тарифа скончался от рака основатель ACNEG Рафаэль Гутьеррес Меза. Мы были последними из многих сотен пловцов, которых он проводил через пролив за свою долгую и достойную жизнь.

Часам к трем заплыва, примерно на отметке в десять километров, я начал уставать. Мы продолжали держать высокий темп, не сбавляя. Испанцы уступали мне в скорости, но не уступали в выносливости, а возможно, и превосходили. Несмотря на любовь к многословным беседам, они оказались настоящими пловцами. Я старался не отставать и идти вровень с ними, и это давалось нелегко. К трем с половиной часам, примерно на двенадцатом километре, мне было уже очень тяжело. В таком темпе настолько длинную дистанцию я раньше никогда не плавал.