Юрий Галенович - Гибель Лю Шаоци

В борьбе против несправедливости Лю Шаоци пошел на этот шаг не потому, что он «признавал» то, в чем его обвиняли Мао Цзэдун и члены его «штаба» — Чжоу Эньлай, Кан Шэн, Цзян Цин, Линь Бяо, Чэнь Бода и другие, а потому, что знал, что эти его слова будут переданы его детям. Он посылал им последнюю весточку. При этом подразумевалось, что Лю Шаоци завешал им при власти Мао Цзэдуна действовать по принципу: с волками жить — по-волчьи выть. Иначе говоря, Лю Шаоци давал понять своим потомкам, что в бесчеловечных условиях главное для человека — сохранить свою жизнь. Это свидетельствовало о том, что Лю Шаоци, особенно когда речь шла об отношении к человеку, к людям, продолжал придерживаться принципов, абсолютно не совпадавших со взглядами Мао Цзэдуна. Человечность против бесчеловечности — вот в чем было коренное отличие между позициями Лю Шаоци и Мао Цзэдуна.

После того как Лю Шаоци полностью изолировали и лишили свободы, т. е. начиная с августа 1967 г., его тюремщики стали подчиняться одному из активных организаторов «культурной революции» в Пекине, председателю ревкома университета Цинхуа, политработнику НОАК Чи июню. Он приказал своим подручным не охранять Лю Шаоци, а надзирать за ним, не проявляя никакой жалости [128] Там же, с. 39. .

В это время внешне ситуация выглядела так, как будто бы сами «революционные массы», сам «народ» в лице своего представителя Чи июня, одного из руководителей новых органов власти, созданных в ходе «культурной революции» как бы по инициативе самих «масс», взял под стражу, ограничил свободу Лю Шаоци — председателя Китайской Народной Республики и члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, а Мао Цзэдун и его подручные были только вынуждены считаться с «волей» китайского народа. Вместе с тем практически все люди, вернее, все сотрудники спецорганов, которые находились в доме Лю Шаоци и вокруг него, были все теми же работниками обслуживающего персонала ЦК КПК, которые и до этого выполняли приказы руководства ЦК КПК, Мао Цзэдуна и находились на военной службе. Иначе говоря, государственные или государственно-партийные служащие продолжали осуществлять все действия в отношении Лю Шаоци, т. е. именно они захватили его и держали под стражей.

Изощренное лицемерие всей акции состояло в том, что Лю Шаоци формально не был заключенным. Вопрос считался «внутрипартийным», и расследовала его группа по особому делу Лю Шаоци, также созданная внутри партии.

В КПК существовал определенный порядок заведения особых дел и формирования групп по особым делам, а именно дел членов партии, которых обвиняли в антипартийных действиях и в предательстве родины. Вероятно, в период после образования КНР до «культурной революции» такие группы по особым делам находились, по крайней мере формально, в ведении организационного отдела ЦК КПК.

Известно, что в 1966 г. с началом «культурной революции» группы, расследовавшие такого рода особые дела, были выведены из подчинения организационному отделу ЦК КПК (сам этот орготдел во главе со своим руководителем Ань Цзывэнем, который много лет работал под непосредственным руководством Лю Шаоци, попал в жернова маоцзэдуновской «культурной революции», многие его работники подверглись репрессиям и были замучены). Они находились в прямом ведении Кан Шэна, который к началу «культурной революции» занимал пост кандидата в члены Политбюро ЦК КПК, затем члена Политбюро и, наконец, члена Постоянного комитета Политбюро партии.

По предложению Кан Шэна или по собственной инициативе Мао Цзэдун лично принимал решение о заведении особого дела, о создании группы по особому делу того или иного руководителя. Судьбы руководителей страны фактически определяли два человека: Мао Цзэдун — высший руководитель партии и Кан Шэн — глава репрессивного аппарата партии и государства. При этом решающее слово было, безусловно, за Мао Цзэдуном, Именно он принимал решения о том, какой должна быть судьба того или иного руководителя. Кан Шэн был всего лишь исполнителем воли Мао Цзэдуна, хотя самым высокопоставленным.

Работа по созданию групп по особым делам, по заведению самих особых дел находилась вне ведения организационного отдела ЦК КПК; начиная с 1966 г. до самой своей смерти, иначе говоря в течение почти 11 лет, Мао Цзэдун карал и осуществлял репрессии совершенно бесконтрольно, без санкции соответствующих государственных органов и без ведома коллективных органов руководства партией. Лишь весной 1979 г. организационный отдел ЦК КПК, выполняя решение о необходимости пересмотра особых дел в целях нормализации обстановки, принятое на III пленуме ЦК КПК 11-го созыва в декабре 1978 г., вновь приступил к этой деятельности [129] Там же, с. 1. .

Группа по особому делу Лю Шаоци была создана по решению руководства ЦК КПК, т. е., по сути дела, Мао Цзэдуна. Лю Шаоци был обвинен партией и попал под следствие и суд партии. Гражданин КНР, председатель Китайской Народной Республики оказался вне юрисдикции государства, был взят под партийный арест, а затем брошен в партийную тюрьму. При Мао Цзэдуне можно было предъявлять политические обвинения, вести следствие, осуждать человека, выносить ему приговор и физически уничтожать его, так сказать, по партийной линии. В том случае, когда Мао Цзэдуну нужно было расправиться со своими политическими противниками, он отделял партию от государства, не неся никакой ответственности ни перед Конституцией КНР, ни перед другими ее законами. В этом Мао Цзэдун пошел формально и фактически еще дальше И.В.Сталина, «учел» его «опыт», стал «Сталиным в квадрате».

Итак, вопрос о Лю Шаоци считался «внутрипартийным», и его расследовала внутрипартийная группа по особому делу. В то же время надзор за Лю Шаоци взяли на себя как бы «революционные массы»; формально это был руководящий орган одного из столичных вузов, т. е. революционный комитет университета Цинхуа, того самого, куда таскали на массовые митинги супругу Лю Шаоци Ван Гуанмэй и где издевались над ней.

На практике все, по сути дела, оставалось по-прежнему. Лю Шаоци содержался под арестом в одном из помещений своего дома. Его надзирателями были работники спецслужб, охранявших Чжуннаньхай, но нескольким «представителям» «революционных масс» из университета Цинхуа дозволялось при этом присутствовать. Все решения, однако, принимались Мао Цзэдуном и его «штабом», и никакой «отсебятины» со стороны «революционных масс» не допускалось.

Так поступали не только с Лю Шаоци, но и со всеми теми, кто попал в жернова «культурной революции». Вероятно, это делалось для того, чтобы в случае смерти истязаемых и унижаемых людей можно было бы сослаться на «действия» или на «проявление справедливого гнева» «революционных масс». Это было проявлением идеи Мао Цзэдуна о «непрерывной», или «перманентной, революции». Ведь в отдельные моменты или в ходе такой «революции» действовали «законы революции», «суд революционных масс». Кстати говоря, тем самым как бы снимался вопрос о реабилитации по суду погибших «от проявления гнева масс, поднявшихся на справедливую революцию».