Юрий Галенович - Гибель Лю Шаоци

В июле-августе 1967 г. «при подстрекательстве Цзян Цин» руководители и активные члены ГКР Чэнь Бода, Ван Ли и Ци Бэньюй дали указания всем канцеляриям Госсовета КНР (т. е. центрам, управлявшим всеми отраслями жизни страны), всем «бунтарям» в этих центральных руководящих учреждениях создать «комитеты координации действий для искоренения капитализма» и «руководящие штабы для экстренного согласования действий» с тем, чтобы «вытащить» Лю Шаоци. Было мобилизовано 200 тыс. человек, которые снова подвергли осаде Чжуннаньхай [118] Там же. .

5 августа на центральной площади Пекина был проведен «митинг борьбы» против Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Тао Чжу (в прошлом член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, «человек номер четыре» в КПК осенью 1966 г.). Подготовка этого многотысячного уличного мероприятия была поручена «особоуполномоченному» ГКР, супруге Кан Шэна Цао Иоу [119] Там же. Т. 1, с. 28–29. . Самого Лю Шаоци не привели, видимо, опасаясь его появления, даже в столь унизительной роли, перед массами, а также излишнего шума за рубежом.

В тот же день новые «собрания критики и борьбы», направленные против Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Тао Чжу, состоялись и в Чжуннаньхае, и в их домах. «Борьба» велась и против их супруг — Ван Гуанмэй, Чжо Линь и Цзэн Чжи. Митинг и собрания были приурочены к первой годовщине появления дацзыбао Мао Цзэдуна, призывавшей «открыть огонь по штабу» [120] Там же, с. 28, .

В доме Лю Шаоци сотрудники службы безопасности вынудили его детей присутствовать при издевательствах над родителями, видеть, как молодчики — заплечных дел мастера из маоцзэдуновских спецслужб заламывали руки отцу и матери: когда кисти рук связывали вместе и тянули за спиной вверх — человек невольно сгибался, голова его наклонялась к земле. Мучители, которые, очевидно, находили удовольствие в своих садистских выходках, называли эту пытку «реактивным самолетом». Обоих супругов били кулаками и ногами. Лю Шаоци таскали за седые волосы, заставляли его стоять, низко согнувшись, но с запрокинутой назад головой — ее оттягивали за волосы назад, — и в этой мученической позе крайнего унижения фотографировали.

Фотоснимки регулярно доставлялись организаторам «культурной революции». Вспоминается, что одна из дурных политических традиций в старом Китае состояла в том, что поверженного врага пытали и, отрубив ему или ей руки и ноги, сажали в большую вазу и доставляли «на погляд» торжествующему победителю или победительнице.

Самая младшая дочь Лю Шаоци и Ван Гуанмэй, Лю Сяосяо, которой было тогда всего 6 лет, видя мучения родителей, громко рыдала. Собрание длилось два часа. Лицо Лю Шаоци распухло от побоев. Его заставляли стоять без обуви, в одних носках [121] Там же, с. 29. .

Это был один из целого комплекса коварных приемов, разработанных «штабом» «культурной революции»: людей, против которых велась «борьба», выводили на митинги босиком или в носках, чтобы легче и удобнее было незаметно, исподтишка, так сказать инкогнито по-маоцзэдуновски, отдавливать людям пальцы на ногах.

5 августа 1967 г. Лю Шаоци в последний раз видел свою жену. Супругам удалось на какой-то момент соединить руки, но их тут же грубо оторвали и оттащили друг от друга. С трудом разъединив любящих супругов, палачи продолжали издеваться над ними [122] Там же, с. 30. . Вечером того же дня, после собрания, Лю Шаоци продиктовал секретарю свой письменный протест, в котором требовал соблюдения Конституции КНР. Послание было отправлено, но ответа и на сей раз не последовало [123] Там же, с. 30–31. .

7 августа 1967 г. Лю Шаоци написал Мао Цзэдуну. Он выражал возмущение тем, что на него навесили ярлык противника партии и социализма, и заявил о намерении уйти в отставку с поста председателя КНР, упомянув, что он «уже лишен свободы» [124] Там же, с. 31. . Ответа не было и на этот раз. Но репрессивный аппарат работал: обдумывались варианты дальнейшего преследования «самого крупного каппутиста».

13 сентября 1967 г, детям Лю Шаоци, которых до тех пор держали дома, хотя и отдельно от отца и матери (их также содержали порознь), было приказано отбыть в свои учебные заведения [125] Там же, с. 32. . Вечером того же дня Ван Гуанмэй была взята под арест и заключена в тюрьму [126] Там же. . Там она провела одиннадцать лет.

Через несколько дней Лю Шаоци поручил прикрепленному к нему телохранителю: «Передай детям: пусть они отрекутся от меня и от мамы». То был последний наказ отца, последние его слова, дошедшие до детей [127] Там же. .

Вполне очевидно, что Лю Шаоци уже все понял: ни ему, ни его супруге не избежать жестокой судьбы. Стремясь во что бы то ни стало сохранить свой род, своих сыновей и дочерей, и понимая, что в бесчеловечной маоцзэдуновской мясорубке главное для его детей — выжить и пережить это страшное время, Лю Шаоци решил, что они должны сделать все, что могло помочь им сохранить жизнь.

Здесь следует отметить, что в КПК существовали некие внутрипартийные правила, которые Мао Цзэдун, впрочем, постоянно нарушал и еще более ужесточал. В частности, там сложилась традиция, согласно которой в тех случаях, когда кого-то из членов семьи относили к числу политических противников Мао Цзэдуна и его партии, от остальных требовали порвать с ним все связи. Формально речь шла о том, что оставшиеся, возможно временно, на свободе родственники партийца, обвиненного в политических ошибках и преступлениях, были обязаны политически отмежеваться от своего пострадавшего родственника, осудить его политическую платформу, взгляды и деятельность, а вернее, то, что ему вменялось в вину.

Так Мао Цзэдун достигал сразу нескольких целей. Во-первых, человек, взятый под подозрение партией, оставался один, у него не оставалось связей даже с членами его семьи, не говоря уже о передачах в тюрьму, посещениях и письмах. Во-вторых, родственники осужденного или осуждаемого партийца, выступив против него с публичным заявлением, с одной стороны, хотя и косвенно, но подтверждали свою вину перед партией, перед Мао Цзэдуном и перед обществом в целом за то, что «недосмотрели» за своим родственником или вовремя не донесли на него в партком или спецслужбы, а с другой — испытывали угрызения совести перед членами своего рода. Таким образом, на крючок попадали сразу и обвиняемый и его ближайшие родственники, разом превращавшиеся в жертвы бесчеловечной политики Мао Цзэдуна, поправшего добрые традиции китайского народа, возникшие в глубокой древности, которые требовали почитания родителей и старших в семье, а также уважения родственных связей.

Лю Шаоци пришел к мысли о том, что в борьбе за выживание хотя бы своих потомков необходимо идти на все и в борьбе против своих мучителей нельзя руководствоваться собственными или общепринятыми моральными принципами; он был убежден, что, если есть хоть какая-то возможность в конечном счете уйти от преследований Мао Цзэдуна и его приспешников, ее необходимо использовать, невзирая на нарушение привычных норм нравственности. Поэтому Лю Шаоци и приказал своим детям послать в адрес партии Мао Цзэдуна письменные заявления о том, что они отрекаются от своих родителей как контрреволюционеров. Таким образом, выполнялись требования, которые в то время обычно предъявлялись группами по особым делам к родственникам политических обвиняемых.