Бенджамин Франклин - Время – деньги. Автобиография [litres]

Вторник сентября 20-го. Ветер опять переменился на западный, к великой нашей досаде. Хлеб получаем в ограниченном количестве, по два с половиной сухаря в день.

Среда сентября 21-го. Нынче утром нашего баталера разложили на связке канатов и наказали плетьми за то, что перетратил муки на пудинги, и за другие провинности. Весь день полное безветрие и очень жарко. Я был твердо намерен нынче искупаться в море и так и сделал бы, если бы не появление акулы, смертельного врага всех пловцов. Длины в ней было футов пять, она плавала вокруг корабля на некотором отдалении, медленно и величаво, а с нею десяток рыб, которых называют рыба-лоцман, разных размеров: самая длинная поменьше небольшой макрели, самая короткая не больше моего мизинца. Два этих крошечных лоцмана держатся перед самой ее мордой, и она как будто следует их указаниям; остальные же плывут рядом с ней справа и слева. Акулу всегда сопровождает такая свита, они добывают ей пищу, находят и указывают ей добычу, а она в благодарность защищает их от прожорливых и голодных дельфинов. Акулу считают очень жадной рыбой, но эта и не глядит на приманку, которую ей бросают: как видно, сытно пообедала и еще не проголодалась.

Четверг сентября 22-го. Весь день сильный западный ветер. Акула от нас отстала.

Пятница сентября 23-го. Нынче утром завидели парус милях в двух за кормой, подняли кормовой флаг, убавили паруса и шли так до полудня, пока то судно нас не догнало. Это оказался «Сноу» курсом из Дублина в Нью-Йорк, на борту свыше пятидесяти кабальных слуг обоего пола! Они высыпали на палубу и, судя по всему, были очень рады нас увидеть. И правда, удивительно это бодрит, когда встретишь в море корабль и на нем живых людей, таких же, как мы, и в таких же обстоятельствах, да еще после того, как мы долго были, если можно так сказать, отлучены от остального человечества. При виде стольких человеческих лиц сердце мое так и запрыгало от радости, и я с трудом удержался от смеха, порождаемого душевным довольством. Ведь уже долгое время нас носило по безбрежному морю и мы не видели ни земли, ни корабля, ни каких-либо смертных созданий (кроме рыб и морских птиц), словно весь мир залило вторым потопом и в живых остались только мы, как некогда Ной и его спутники в ковчеге. Оба капитана обещали друг другу следовать дальше совместно; но я полагаю, что это только так говорится, ведь когда корабли не одинаковы по своим качествам, редко бывает, чтобы один стал ждать другого, особенно если капитаны между собой не знакомы. После полудня ветер, так долго дувший нам в лоб, к великому нашему удовольствию переменился на восточный (и, видимо, надолго). Спутники мои приободрились, перестали жаловаться, чего не было с самого отплытия, а объясняю я это тем, что они увидели, в каких жалких условиях находятся пассажиры на том судне, и могли сравнить их с нашими. Мы чувствуем себя как в раю, стоит только представить себе, каково им приходится там в тесноте, бок о бок с таким грязным, вонючим сбродом, да еще в этих жарких широтах.

Суббота сентября 24-го. Вчера вечером налетел шторм, и в полной темноте мы потеряли нашего сотоварища. Нынче рано утром впереди показался парус, мы думали, что это он, но тут показался еще один парус, и мы поняли, что ни тот, ни другой не «Сноу»: один из них пересекал наш путь, а второй несся прямо на нас, имея перед нами преимущество ветра. Когда этот последний приблизился, мы были немного озадачены, не зная, как это понять: судя по его курсу, он вообще не направлялся ни в какой порт назначения, но словно задумал незамедлительно врезаться нам в борт. На всех лицах вокруг я читал тревогу, но скоро все успокоились: неизвестное судно стало удаляться. Когда мы подняли кормовой флаг, оно в ответ подняло французский и тут же снова спустило, и вскоре мы потеряли его из виду. Второе судно прошло мимо нас меньше чем через полчаса и на наш сигнал ответило английским флагом; оно шло восточнее нас, но ветер был такой сильный, что поговорить ни с тем, ни с другим не удалось. Часов в десять мы завидели нашего сотоварища, тот ушел от нас далеко вперед. Оказалось, что ночью, когда мы из-за шторма легли в дрейф, спустив грот, он не замедлял хода. Теперь он любезно убавил паруса, и нынче днем мы его догнали, так что сейчас мы опять бежим борт к борту, как старые друзья, при отменном попутном ветре.

Воскресенье сентября 25-го. Вчера к вечеру мы уже порядочно обогнали сотоварища. Около полуночи, потеряв его из виду, мы ради него убавили паруса, но нынче утром он оказался далеко впереди, потому что в темноте, оказывается, успел нас обогнать. Мы прибавили парусов, около полудня поравнялись с ним и теперь, дабы такое не повторилось впредь, условились, что, если опять доведется обогнать их ночью, когда

будем подавать им сигналы огнями. Ветер по-прежнему в спину, последние 24 часа мы шли быстрее, нежели в любое другое время после отплытия. Теперь у нас только и разговоров что о Филадельфии, мы уже воображаем себя на родном берегу. Однако достаточно малейшей перемены погоды, сопровождаемой западным ветром, чтобы наши лучезарные мечты развеялись и от хорошего расположения духа не осталось и следа.

Понедельник сентября 26-го. Всю ночь ветер дул попутный. Во время полуночной вахты наш сотоварищ, шедший примерно на милю впереди нас, подал нам сигнал огнем, и мы ему ответили. Часов в шесть утра налетел ветер со всех румбов сразу и хлынул такой ливень, какого я еще в жизни не видел, море стало похоже на взбитые сливки. Нас этот шквал застал под всеми парусами, и нельзя было ничего ни понять, ни предугадать, бизань-марсель надулся, а все передние паруса прижало к мачте, и матросы не успевали добежать с одного конца палубы до другого, как ветер снова менялся; но через короткое время это кончилось, и снова задуло с северо-востока, что нас очень порадовало. Во время шквала наш сотоварищ от нас отстал, но когда шквал утих, он опять поравнялся с нами. Утром мы обменялись приветствиями, поздравили друг друга с попутным ветром и дружно побежали рядом.

Вторник сентября 27-го. Попутный ветер держится. Я бился об заклад на жбан пунша, что на будущей неделе в субботу мы будем в Филадельфии, потому что, по моим расчетам, до берега осталось не более 150 миль. «Сноу» по-прежнему бежит рядом.

Среда сентября 28-го. Вчера вечером погода и ветер все время менялись, то и дело принимался идти дождь; сейчас ветер опять западный, но надобно терпеть. Днем выудили несколько ветвей саргассовых водорослей (ими устлано все море от Западных островов до Америки), но в одной из этих ветвей было кое-что необычное. Как всегда, лист был длиной в три четверти дюйма, зубчатый, как пила, и желтая ягодка, внутри пустая; но кроме того плод наподобие животного, очень удивительный на вид. Это был небольшой моллюск, формой похожий на сердце, прикрепленный к ветви стебельком отталкивающего вида. На одной этой ветви таких растительных животных было штук сорок; в самом маленьком, на конце ветки, находилось вещество, похожее на устрицу, а те, что покрупнее, были безусловно живые, они то и дело раскрывали свои раковины и выпускали нечто вроде когтей, наподобие крабьих; а внутри оставалась начинка, мягкая и студенистая. Я пригляделся внимательнее и увидел, что по водорослям ползает крошечный краб величиной с шляпку гвоздика и желтоватого цвета, как и сами водоросли. На этом основании я предположил, что он и родился на водорослях, что еще недавно находился в таком же состоянии, как и остальные зародыши, которые жили в раковинах; что это и есть способ их зарождения и что, следовательно, со временем все эти диковинные ягоды, очевидно, станут крабами. Чтобы проверить мое предположение, я решил подержать водоросли в соленой воде, сменяя ее каждый день, пока мы не достигнем берега, и посмотреть, выведутся ли у меня еще крабы.