Бенджамин Франклин - Время – деньги. Автобиография [litres]

Мне представляется, что сейчас самое время основать Единую Партию Радеющих о Добродетели, для чего собрать добродетельных и праведных людей всех стран в организацию, подчиненную мудрым и добрым правилам, которые мудрые и добрые люди будут соблюдать более единодушно, нежели обычные люди ныне соблюдают обычные законы.

Я полагаю, что всякий, кто возьмется за эту задачу, сделает угодное господу и достигнет успеха. Б. Ф.».

Обдумывая этот план, с тем чтобы заняться им позднее, когда мои обстоятельства оставят мне для этого необходимый досуг, я время от времени набрасывал на листках бумаги кое-какие мысли на этот счет. Почти все листки пропали; но один я нашел: это суть будущей веры, содержащей, по моей мысли, главные положения всех известных религий и свободной от всего, что могло бы отвратить исповедующих любую религию. Выражена она в таких словах:

«Что есть единый бог, сотворивший всё.

Что он правит миром с помощью своего промысла.

Что служение ему включает поклонение, молитву и благодарение.

Но что самое угодное богу служение – это делать добро людям.

Что душа бессмертна.

И что бог безусловно наградит добродетель и накажет порок либо в сей жизни, либо за гробом».

Мне в то время представлялось, что для начала в нашу веру следует обращать только людей молодых и неженатых; что каждый кандидат должен заявить о своем согласии с этим символом веры, но и успеть поупражняться по тринадцатинедельной системе в проявлении и проверке добродетелей по вышеприведенному образцу; что существование такого общества следует держать в секрете, пока оно не наберет силу, дабы в его ряды не устремились неподходящие люди; но каждый из членов должен приглядеть среди своих знакомых образованных и доброжелательных людей и постепенно, с надлежащей осмотрительностью, приобщать их к нашему замыслу; что члены должны обязаться словом и делом оказывать друг другу поддержку ради их успехов на жизненном пути и что назвать себя мы должны Обществом Свободных, ибо, упражняясь в добродетелях, мы стали свободны от власти порока, а упражняясь в трудолюбии и бережливости – свободны от долгов, обрекающих человека на рабскую зависимость от его кредиторов. Вот, пожалуй, и все, что я могу сейчас вспомнить касательно этого замысла, если не считать, что я сообщил о нем двум молодым людям, которые приняли его с большим воодушевлением; но стесненные обстоятельства, в которых я тогда находился, необходимость уделять все внимание моему делу и несчетные занятия, личные и общественные, привели к тому, что дальше этого я в то время не пошел, все откладывал и откладывал, а потом у меня уже не было сил и энергии для такой деятельности. Но я и теперь полагаю, что план мой был осуществим и мы бы принесли большую пользу, воспитав множество достойных граждан; и обширность этого предприятия не смущала меня, ибо я всегда считал, что один человек, даже средних способностей, в силах произвести большие перемены и совершить большие дела, если, прежде чем браться за них, составит правильный план и, отказавшись от всяких развлечений и посторонних занятий, целиком посвятит себя усовершенствованию и выполнению этого плана.

В 1732 году я, под псевдонимом Ричард Саундерс, начал выпускать мой календарь и выпускал его около 25 лет обычно под названием «Альманах простака Ричарда». Я пытался сделать его и занимательным и полезным, и спрос на него оказался так велик, что он ежегодно расходился в 10 000 экземпляров и приносил мне изрядный доход. Заметив, сколько разных людей его читают, – во всей провинции не было, кажется, уголка, где бы о нем не слышали, – я решил, что это подходящее орудие для просвещения простых людей, которые других книг почти не покупали; поэтому все промежутки между знаменательными календарными датами я стал заполнять назидательными пословицами, главным образом рисующими трудолюбие и бережливость как средства для приобретения богатства, а тем самым и добродетели, ибо человеку неимущему труднее всегда поступать честно, недаром одна из тех пословиц говорит: «Пустой мешок стоять не будет».

Эти пословицы, содержащие мудрость многих веков и народов, я собрал в единое наставление и предпослал альманаху 1757 года в виде обращения мудрого старика к людям, пришедшим на аукцион. Будучи собраны воедино, советы эти производили более сильное впечатление. Сочинение мое было встречено с единодушным одобрением и приведено во всех газетах Америки. В Англии его перепечатали на отдельных листах для расклейки в комнатах, во Франции сделали два перевода, и много экземпляров было куплено духовенством и землевладельцами для бесплатной раздачи прихожанам и арендаторам. Поскольку в нем содержался призыв воздерживаться от лишних трат на заморские предметы роскоши, в Пенсильвании сложилось мнение, что оно способствовало росту благосостояния, наблюдавшемуся там несколько лет после его опубликования.

Мою газету я тоже рассматривал как средство просвещения и поэтому часто перепечатывал в ней очерки из «Зрителя» и других нравоучительных журналов; а иногда помещал в ней и собственные статейки, первоначально предназначенные для прочтения в нашей «Хунте». Среди них есть сократический диалог, имеющий целью доказать, что человек порочный, каковы бы ни были его таланты и способности, не может почитаться разумным, и рассуждение на тему о самоотречении, из коего явствует, что добродетель не прочна, пока упражнение в ней не стало привычкой и она не освободилась от власти противоположных склонностей. То и другое можно прочитать в газетах от начала 1735 года.

Составляя мою газету, я неуклонно отметал всякую клевету и злоязычие, ставшие в последние годы таким позором для нашей страны. Всякий раз как меня просили поместить такой материал и авторы, как водится, ссылались на свободу печати и уверяли, что газета подобна дилижансу, в котором волен ездить любой, лишь бы заплатил за место, я отвечал, что, если автор пожелает, я могу отпечатать его труд отдельно, в любом количестве экземпляров, и пусть сам ими распоряжается, я же не берусь распространять его пасквили; и что, связав себя с подписчиками обязательством поставлять им чтение либо полезное, либо занимательное, не могу их обижать заполняя газету чьими-то дрязгами, не имеющими к ним никакого касательства. Надо сказать, что многие наши печатники не стесняются в угоду злопыхателям печатать лживые измышления о самых достойных людях и тем раздувать вражду и даже доводить дело до дуэлей; более того, они позволяют себе непристойно отзываться о порядках в соседних штатах и даже о поведении наших верных союзников в других странах, что чревато самыми плачевными последствиями. Я упоминаю об этом в виде предостережения нашим молодым печатникам, чтобы они не оскверняли своих станков и не унижали своей профессии этой постыдной практикой, но твердо отказывались ей следовать, лишний раз убедившись на моем примере, что в конечном счете такой образ действий не повредит их интересам.