Бенджамин Франклин - Время – деньги. Автобиография [litres]

Примерно в это время я написал сочинение (сперва для прочтения в «Хунте», но позже опубликованное) о различных случайностях и небрежности, приводящих к пожарам, предостерегая против них и предлагая меры для борьбы с ними и для их предотвращения. Статью эту много хвалили, и на основе ее был составлен и скоро осуществлен план создать команды для быстрейшего тушения пожаров и взаимной помощи в спасении оказавшегося в опасности имущества. Вскоре подобрались и члены команды, числом тридцать. По нашему договору каждый обязывался постоянно держать в порядке и наготове определенное количество кожаных ведер, а также крепких мешков и корзин (для упаковки и переноски товаров), с которыми являться на каждый пожар; и еще мы договорились встречаться раз в месяц и вместе проводить вечер, обмениваясь мнениями на ту же тему о пожарах и о том, как принести наибольшую пользу в борьбе с ними.

Полезность этого начинания очень скоро стала очевидной, и нашлось столько желающих присоединиться к нам, что мы сочли такое количество неудобным для одной команды, и посоветовали им основать вторую, что и было сделано; так оно и пошло – новые команды создавались одна за другой и вскоре их сделалось столько, что в состав их вошли чуть не все горожане, владевшие собственностью; и сейчас, когда пишутся эти строки, – хотя с тех пор, как я основал ту первую команду «Пожарную команду «Союз», прошло уже более пятидесяти лет, – она все еще существует и процветает, хотя из первоначальных ее членов в живых остались только я и еще один, на год меня старше. Небольшие штрафы, которые члены платили, если не присутствовали на ежемесячных встречах, пошли на покупку пожарных машин, лестниц, багров и прочего инвентаря для каждой команды, и вряд ли есть в мире город, лучше подготовленный к тушению пожаров сразу же по их возникновении. В самом деле, со времени наших нововведений город наш ни разу не терял одновременно больше одного или двух домов, а часто огонь удавалось сбить, не дав ему уничтожить даже того первого дома, откуда он мог перекинуться дальше.

В 1739 году к нам прибыл из Ирландии его преподобие мистер Уайтфилд, уже прославившийся как странствующий проповедник. Сначала ему разрешили читать проповеди в некоторых наших церквах, но вскоре священники, невзлюбившие его, отказали ему в этом праве, и он был вынужден проповедовать под открытым небом. Слушать его стекались огромные толпы людей всевозможного толка, и я, бывая в их числе, спрашивал себя, как объяснить восторг и уважение, которые он вызывал у слушателей, притом что ругал их последними словами, утверждая, что они от рождения полузвери, полудьяволы. Поразительно было наблюдать, как переменились нравы наших прихожан. Раньше многие из них относились к религии равнодушно или с небрежением, теперь же, казалось, все поголовно уверовали в бога, и вечером, проходя по улице, было слышно, как чуть ли не в каждом доме поют псалмы.

И вот когда обнаружилось, что собираться под открытым небом мешает погода, и было предложено построить молитвенный дом и назначены сборщики пожертвований, очень быстро были собраны деньги на покупку земли и строительство здания длиною в сто футов и шириною в семьдесят, то есть размером примерно с Вестминстерское аббатство, и работа велась с таким воодушевлением, что была закончена намного раньше, чем предполагалось. Дом вместе с землей был передан совету попечителей с правом предоставлять его любому проповеднику любой веры, какой пожелал бы что-нибудь поведать жителям Филадельфии, так как целью строителей было угодить не одной какой-нибудь общине, но всему населению; так что даже если бы константинопольский муфтий прислал к нам миссионера проповедовать ислам, помещение было бы к его услугам.

Покинув нас, мистер Уайтфилд обошел со своими проповедями все колонии вплоть до Джорджии. Эта провинция тогда еще только заселялась, но не крепкими, закаленными людьми, привычными к тяжелой работе, – единственными кто был бы для этого пригоден, – а семьями разорившихся лавочников и других несостоятельных должников, среди коих было много бездельников, отсидевших срок в тюрьмах и совсем не приспособленных к тому, чтобы, попав в лесную глушь, валить деревья и терпеть невзгоды и лишения в необжитой стране. Эти мерли как мухи, оставляя сиротами много беспомощных детей. При виде этих несчастных малюток у добросердечного мистера Уайтфилда возник замысел основать приют, где бы их кормили и воспитывали. Вернувшись на север, он стал проповедовать это благотворительное начинание и всюду собирал большие деньги, ибо его красноречие чудесным образом покоряло сердца и развязывало кошельки, что я испытал на себе. Я не то чтобы осуждал его план, но поскольку в Джорджии в то время не было ни строительных материалов, ни рабочих и предполагалось выписать их из Филадельфии, что обошлось бы недешево, я считал, что разумнее построить дом в Филадельфии и привезти детей туда; но он уперся и не послушал моего совета, а я отказался участвовать в пожертвованиях. Вскоре после этого мне случилось побывать на одной из его проповедей, в конце которой он явно собирался предложить сбор средств, и решил, что от меня он ничего не получит. В кармане у меня было несколько медяков, три или четыре серебряных доллара и пять золотых пистолей. Слушая его, я дрогнул и решил отдать ему медяки. От новой вспышки его красноречия я устыдился и решил расстаться с серебром; а закончил он так блестяще, что я высыпал в миску сборщика все содержимое моего кармана, включая и золото. Эту проповедь слушал также один из членов нашего клуба, как и я – противник строительства в Джорджии. Подозревая, что предстоит сбор денег, он, прежде чем выйти из дому, предусмотрительно опорожнил карманы. А к концу проповеди ему так захотелось что-нибудь пожертвовать, что он обратился к стоявшему с ним рядом соседу с просьбой ссудить ему хоть немного денег. Человек, к которому он обратился, был, на беду, чуть ли не единственным, у кого хватило твердости стоять против чар проповедника, и он ответил так: «В другое время, друг Хопкинсон, я бы охотно дал тебе взаймы; но только не сейчас, ибо сдается мне, что ты рехнулся».

Враги мистера Уайтфилда не стеснялись высказывать мнение, что собранные деньги он попросту присваивает; но я, хорошо его зная (я печатал его проповеди, дневники и проч.), ни на минуту не усумнился в его честности и до сих пор убежден, что это был честнейший человек. Мне думается, это мое свидетельство тем более веско, что религиозных вопросов мы не касались. Он, правда, молился порой о моем обращении, но ни разу не имел оснований предположить, что молитвы его были услышаны. Нас связывала чисто мирская дружба, искренняя с обеих сторон и длившаяся до самой его смерти.