Бенджамин Франклин - Время – деньги. Автобиография [litres]

Мое невежество показалось ему забавным, и он возразил с улыбкой: «Возможно, вашей американской милиции эти дикари и впрямь кажутся грозным врагом, но смешно думать, будто они представляют опасность для регулярной дисциплинированной королевской армии». Понимая, что мне не пристало спорить с военным о вопросах, касающихся до его ремесла, я умолк. Однако неприятель, вопреки моим опасениям, не воспользовался тем, что английская колонна так растянулась, но дал ей беспрепятственно продвинуться, пока она не оказалась в 9 милях от цели, а тут, когда она сгрудилась теснее (авангард, только что переправившись через речку, остановился, поджидая остальных), в более редком лесу, чем на предыдущей части пути, ударил по авангарду сильным огнем из-за кустов и деревьев, и генерал только сейчас понял, как близко от него неприятель. Авангард был смят, генерал спешно послал войска ему на выручку, и солдаты устремились вперед в полном беспорядке, через повозки, обоз и скот, а тут их обстреляли с фланга. Офицеров, более заметных, потому что они были верхами, снимали первыми, они падали один за другим, и солдаты, сбиваясь в кучи, не слыша приказов, подставляли себя под огонь, пока две трети их не было перебито, а потом остальные в панике обратились в бегство.

Подводчики схватили каждый по лошади из своей упряжки и удрали, их примеру не замедлили последовать и другие, так что все повозки, артиллерия и багаж достались неприятелю. Генерал был ранен, его с трудом увезли; его секретарь, находившийся рядом с ним, был убит, из 86 офицеров 63 были убиты или ранены, из 1000 солдат убито 814. Эти 1100 были лучшими во всей армии, другие были оставлены под начальством полковника Данбара, который должен был двигаться следом с главными запасами багажа и провианта. Беглецов не преследовали, они ворвались в лагерь Данбара, и тот, как и все его люди, мгновенно поддался панике и, хотя у него было больше 1000 солдат, а неприятельский отряд, разбивший Брэддока, насчитывал не более 400 индейцев и французов, даже не попытался хотя бы частично смыть позор, а повелел уничтожить все припасы, провиант и прочее, дабы оставить себе больше лошадей и меньше лишнего груза для бегства к поселениям. Там губернаторы Виргинии, Мэриленда и Пенсильвании встретили его требованиями расположить своих солдат на границах для защиты мирных жителей, но он продолжал поспешно отступать все дальше, полагая, что будет в безопасности, лишь когда достигнет Филадельфии, где его защитят горожане. Вся эта операция впервые заставила нас, американцев, усомниться в том, обоснованно ли было наше восхищение английской регулярной армией.

Еще раньше, на первом переходе от места высадки и до конца поселений, они грабили жителей, много бедных семейств обобрали до нитки, а тех, кто пробовал спорить, оскорбляли и брали под стражу. Этого было достаточно, чтобы мы перестали радоваться таким защитникам, если вообще в них нуждались. Как непохоже это было на поведение наших французских друзей в 1781 году, когда во время перехода по густонаселенным областям нашей страны из Род-Айленда в Виргинию, около 700 миль, они ни разу не дали нам оснований пожаловаться на пропажу свиньи, курицы или хотя бы яблока.

Капитан Орм, один из адъютантов генерала Брэддока, будучи тяжело ранен и увезен с поля боя вместе с ним, и пробывший с ним рядом до самой его смерти, наступившей через несколько дней, рассказал мне, что весь первый день генерал не проронил ни слова и только вечером произнес: «Кто бы мог подумать». А на следующий день опять молчал. Последние его слова были: «В другой раз будем знать, как с ними справиться», – и через несколько минут он испустил дух.

Сумка убитого секретаря, в которой были все приказы, инструкции и переписка генерала, попала в руки французов, и те отобрали, перевели на французский язык и обнародовали многое из этих бумаг, чтобы доказать враждебные демарши английского двора, предпринятые еще до объявления войны. Среди них я видел и письма генерала к министрам, содержавшие лестные отзывы о важных услугах, оказанных мною армии. И Дэвид Юм, ставший через несколько лет после того секретарем лорда Хартфорда, бывшего тогда английским посланником во Франции, а впоследствии генерала Конвея, в бытность последнего министром, рассказывал мне, что сам видел в министерстве письма от Брэддока, рекомендующего меня с лучшей стороны. Но поскольку экспедиция его окончилась плачевно, мои заслуги, видимо, не сочли достойными внимания, ибо эти рекомендации мне ни разу не пригодились.

Что касается до наград от самого Брэддока, то я просил только об одной: чтобы он повелел своим офицерам не вербовать больше в армию наших кабальных слуг и распустить тех, что уже завербованы. Это он с готовностью выполнил, и многие из них были, по моему представлению, возвращены хозяевам. Данбар, когда командование перешло к нему, оказался не столь великодушен. Когда он во время своего отступления или, вернее, бегства, достиг Филадельфии, я обратился к нему с просьбой отпустить из армии завербованных им слуг трех неимущих фермеров из графства Ланкастер, напомнив ему о приказе скончавшегося генерала. Он обещал, что если хозяева явятся к нему в Трентон, где он будет через несколько дней на пути в Нью-Йорк, он отдаст им их слуг. И фермеры отправились в Трентон, не пожалев на то ни времени, ни расходов, а там он отказался выполнить свое обещание, чем причинил им великие убытки и огорчения.

Как только весть о пропаже повозок и лошадей распространилась, владельцы осадили меня, требуя возмещения, которое я обязался им выплатить согласно оценке. Эти требования доставили мне много хлопот. Я объяснял, что деньги находятся у казначея, но сперва надобно получить приказ о выплате у генерала Шерли; заверял, что уже обратился к генералу с письмом, но поскольку он далеко, ответа придется подождать и пусть наберутся терпения; но всего этого им было мало, и некоторые успели подать на меня в суд. В конце концов генерал Шерли вызволил меня из этого ужасного положения, назначив комиссию, коей поручено было рассмотреть жалобы и распорядиться о платежах. Если бы платить пришлось мне, я был бы разорен.

Еще до того, как мы узнали о поражении, ко мне явились оба доктора Бонда с подписным листом, они собирали деньги на грандиозный фейерверк в честь взятия нами форта Дюкен. Я нахмурился и сказал, что подготовиться к празднествам мы еще успеем, когда узнаем, что имеем причины для ликования. Их как будто удивило, что я не сразу откликнулся на их предложение. «Черт возьми! – сказал один из них, – не думаете же вы, что форт не будет захвачен?» – «Я не знаю, что он не будет захвачен, – возразил я, – но знаю, что войны полны превратностей». Я обосновал им мои сомнения, подписка была прекращена, и зачинатели ее таким образом избавлены от позора, который пал бы на их головы, если бы фейерверк успели подготовить. Позже, по какому-то другому случаю, доктор Бонд сказал, что предчувствия доктора Франклина ему не нравятся.