Бенджамин Франклин - Время – деньги. Автобиография [litres]

Я уговорился о месте на пакетботе, стоявшем в Нью-Йорке, с его шкипером Моррисом, и припасы мои уже были погружены, когда в Филадельфию прибыл лорд Лаундон нарочно для того, как он сказал мне, чтобы попытаться уладить отношения между губернатором и Ассамблеей, поскольку их раздоры наносили вред королевской службе. Он вызвал к себе губернатора и меня, дабы выслушать обе стороны. Мы встретились и обсудили этот вопрос. От имени Ассамблеи я привел все доводы, которые можно найти в газетах того времени вместе с отчетами о заседаниях; а губернатор ссылался на инструкции, на то, что обязан им следовать, и на те кары, которые грозят ему в случае неповиновения, а впрочем, был, видимо, готов пойти на риск, если лорд Лаундон это рекомендует. Но его светлость не сделал этого шага, хотя была минута, когда мне казалось, что я склонил его к этому; в конце концов он все же предпочел оказать нажим на Ассамблею и упрашивал меня о содействии, заявив, что у него нет лишних войск для защиты наших границ и что, если мы откажемся защищать их своими силами, они окажутся открыты для нападения неприятеля.

Я ознакомил Ассамблею с содержанием этой беседы, предложил им проект резолюции, в котором утверждал наши права, заявляя, что мы от них не откажемся, но в данном случае нас к этому вынудили насильно, против чего мы протестуем, и Ассамблея в конце концов согласилась одобрить другой проект, учитывающий инструкции владетелей. Этот проект губернатор, конечно, утвердил, и я смог наконец отправиться в путь. Тем временем пакетбот ушел, а с ним уплыли и мои припасы, отчего я потерпел немалый урон; а единственным вознаграждением его светлости мне была благодарность за оказанную услугу, в то время как вся честь примирения губернатора с Ассамблеей досталась на его долю.

Он отбыл в Нью-Йорк раньше меня и, поскольку расписание пакетботов было в его ведении, а в Нью-Йорке их стояло еще два, из коих один, по его словам, должен был отчалить в ближайшее время, я просил его сказать, когда именно, дабы не опоздать. Он отвечал: «Я приказал, чтобы он отвалил в субботу, но вам могу сообщить entre nous [12] По секрету (фр.). что, если вы приедете в понедельник утром, вы еще его застанете, а больше не откладывайте». Из-за случайной задержки у одного из паромов я попал в Нью-Йорк лишь в понедельник в полдень и очень боялся, что пакетбот ушел, так как ветер дул попутный; но страхи мои улеглись, когда я узнал, что он еще в гавани и не отчалит до завтра. Можно подумать, что теперь-то я вот-вот отплыву в Европу. Я и сам так думал, но в то время еще плохо знал характер милорда, одной из отличительных черт коего была нерешительность. Вот несколько тому примеров. В Нью-Йорк я прибыл в начале апреля, а отчалили мы лишь в конце июня. Все это время в нью-йоркской гавани стояло еще два пакетбота в ожидании генеральской почты, которую он что ни день обещал сдать завтра. Пришел еще один пакетбот и тоже был задержан, а еще до нашего отплытия ожидался приход четвертого. Наш должен был отойти первым, так как простоял там дольше всех. На все четыре были записаны пассажиры, некоторые из них места себе не находили от нетерпения, а купцы волновались за свои письма и приказы о страховании осенних товаров (время было военное), но их тревога не помогла: почта его светлости не была готова, а между тем подчиненные, бывая у него, неизменно заставали его за письменным столом, с пером в руке, и уходили, воображая, что он пишет целыми сутками.

Я и сам отправился как-то утром засвидетельствовать ему свое почтение и среди ожидающих приема увидел некоего Инниса, филадельфийца, прибывшего с пакетом от губернатора Денни. Он передал мне несколько писем от знакомых из Филадельфии, и я спросил, когда он туда возвращается и где остановился, думая попросить его захватить мои ответные письма. Он сказал, что за ответом генерала губернатору ему велено явиться завтра в девять, после чего он сразу отбудет домой. Я вручил ему мои письма в тот же день. Недели через две я встретил его в той же комнате. «Скоро же вы воротились», – сказал я. «Воротился? Да я еще не уезжал», – «Как так?» – «Вот уже две недели я являюсь сюда каждое утро по распоряжению его светлости, а его письмо все еще не готово». – «Возможно ли это, притом что он столько пишет? Я то и дело застаю его за столом». – «Да, – сказал Иннис, – но он как святой Георгий на вывесках: всегда на коне, и ни с места». Это было весьма меткое замечание: в Англии мне дали понять, что одной из причин, заставившей мистера Питта сместить этого генерала и послать вместо него в Америку Амхерста и Вулфа, послужило то, что министр никогда не получал от него депеш и не знал, чем он занят.

Со дня на день ожидая отплытия, и притом что все три пакетбота спустились в Санди-Хук, где стояли остальные корабли, пассажиры сочли за благо поселиться на борту, чтобы их не бросили на берегу, если последует неожиданный приказ сняться с якоря. Там мы, если не ошибаюсь, провели недель шесть, поедая и по возможности пополняя наши припасы. Наконец флотилия отчалила с генералом и войском и направилась к Луисбергу, чтобы осадить и взять эту крепость; а всем пакетботам было велено следовать за генеральским кораблем, чтобы принимать его депеши по мере их готовности. Лишь через пять дней нам разрешили идти своим курсом, и тогда наш корабль отделился от флотилии и взял курс на Англию. Два других пакетбота он так и не отпустил, протаскал их с собой в Галифакс, где простоял какое-то время, измотав солдат в показных атаках на фальшивые форты, потом раздумал осаждать Луисберг и вернулся в Нью-Йорк со всем войском, с двумя пакетботами и всеми их пассажирами! В его отсутствие французы и дикари захватили Форт Джордж на границе, и после его капитуляции дикари перебили большую часть гарнизона.

Позже в Лондоне я беседовал с капитаном Боннелом, водившим один из тех пакетботов. Он рассказал мне, что после того, как его задержали на месяц, доложил милорду, что корабль его до такой степени зарос грязью, что уже не может развить нужную скорость, и просил разрешения килевать его и очистить днище. Его спросили, сколько времени на это потребуется. Он сказал – три дня. Генерал возразил: «Если справитесь за один день – разрешаю. А иначе – нет, вы снимаетесь с якоря послезавтра». Так он и не получил разрешения, хотя после этого отплытие откладывалось со дня на день еще целых три месяца.

Видел я в Лондоне и одного из пассажиров Боннела, тот был в такой ярости на милорда, который обманом столько времени продержал его в Нью-Йорке, а потом протаскал в Галифакс и обратно, что клялся подать на него в суд и взыскать убытки. Выполнил он эту угрозу или нет, не знаю, но, судя по всему, ущерб он потерпел немалый.