Николай Хохлов - Патрис Лумумба

Никакие меры предосторожности не могли полностью скрыть тайну: о перевозке арестованного Лумумбы стало известно в Европе. Газеты шарахались от одной версии к другой. В ООН снова стали поступать официальные запросы. Радио сообщало: Лумумба покончил самоубийством, Лумумба снова сбежал, Лумумба расстрелян, Лумумба повешен... Иностранные агентства, имевшие своих корреспондентов в Леопольдвиле, Элизабетвиле и Стэнливиле, а также в соседних с Конго странах, уверяли, что Лумумба, Окито и Мполо уже нет в живых.

Заговорил Годфруа Мунонго, министр внутренних дел Катанги. 10 февраля утром он заявил о том, что премьер-министр Конго Патрис Лумумба прошлой ночью совершил побег из заключения на изолированной ферме, расположенной в ста километрах от португальской колонии Анголы. Три дня спустя некто Жан Тиньи, секретарь Мунонго, выступил в Элизабетвиле перед журналистами и сделал более полное сообщение. «Лумумба и двое остальных, — читал он, — пробили дыру в стене из мягкого бетона. Они использовали для этого железные костыли, на которых держался занавес, и с их помощью постепенно пробивали стену, укрывая дыру за занавесом. Когда диаметр отверстия достиг около ярда, они вышли наружу и, вооруженные толстыми палками, напали на двух солдат. Они связали их кусками занавеса и сели в автомобиль, стоявший неподалеку. Этот автомобиль был найден позднее крестьянами в окрестностях деревни Мунконтото, к северу от фермы. По-видимому, машина разбилась, и Лумумба с остальными толкнули ее в реку неподалеку от дороги, где ее и нашли в сильно поврежденном состоянии. Шум, — пояснил в заключение секретарь, — когда пленники пробивали стену, заглушался грозой...»

Вслед за своим секретарем выступил сам Мунонго. Он уточнил, что Лумумба, Окито и Мполо «были зарезаны жителями небольшой деревни, расположенной на довольно значительном расстоянии от того места, где была обнаружена брошенная ими машина. Жители получат за это награду...»

Командованию ООН в Конго Годфруа Мунонго направил официальное извещение, которое мы также приведем: «Настоящим сообщаю вам о смерти Лумумбы и его сообщников Окито и Мполо. Вчера вечером (то есть 12 февраля 1961 года) из района Колвези в мою частную резиденцию прибыл житель Катанги (я не даю более точных сведений) и сообщил мне, что Лумумба, Окито и Мполо были убиты вчера утром жителями небольшой деревни. Эта деревня получит награду в размере 40 000 франков, обещанную советом министров. Я вам не скажу больше ничего об обстоятельствах смерти беглецов. Я солгал бы, если бы сказал, что смерть Лумумбы меня опечалила. Я говорю с вами откровенно и без обиняков, как я привык это делать. Нас будут обвинять в том, что мы их убили. Я отвечаю: докажите это. Я ожидаю также, что друзья Лумумбы коммунисты поднимут в Совете Безопасности вопрос о смерти трех беглецов. Даже если бы мы их казнили, что мы категорически отрицаем и что совершенно не доказано, я заранее отрицаю за Организаций Объединенных Наций право занять позицию по этому вопросу...»

Годфруа Мунонго просто-напросто издевался над общественным мнением, дурачил публику, выплетая соломенную версию о «побеге», которую никто не мог воспринять всерьез. Как могли избитые до полусмерти люди пробить брешь в стене? Откуда появилась автомашина? Кто поверит, что троих таких заключенных охраняли только два солдата? Какие безумцы побегут к португальской Анголе?

Опровергнуть построения Мунонго не так уж трудно, даже не будучи специалистом в области сыска; труднее объяснить, почему власти Катанги рискнули войти в союз с преступниками из Леопольдвиля и, можно сказать, добровольно записали себя в число соучастников заговора?

Ответ следует искать в политике Бельгии по отношению к Конго. Вся переписка Чомбе и Мунонго с представителями командования ООН, которое время от времени запрашивалб о судьбе арестованного премьера, свидетельствует, что действиями этих господ руководили бельгийцы. Все речи и документы для Чомбе готовил Жорж Тиссен, комендант Элизабетвиля. В Катанге функционировал «международный комитет», состоящий из бельгийских профессоров и магнатов. К началу 1961 года Бельгия смогла убедиться, что она может полностью положиться на своих союзников по Североатлантическому блоку и в самой международной организации, и вне ее. Переписка Чомбе — это в действительности высказывания озлобленной Бельгии по адресу ООН. Когда в январе 1961 года генеральный секретарь ООН направил Чомбе вежливый меморандум с пожеланием «предусмотреть, какие меры следует предпринять, чтобы к господину Лумумбе и его соратникам был применен нормальный порядок в компетентном суде», последний в буквальном смысле слова отчитал автора послания. «Я весьма удивлен тем интересом, — говорилось в ответе, — который Организация Объединенных Наций проявляет в отношении бывшего премьер-министра. Существенно необходимо, чтобы власти бывшего Бельгийского Конго оставались единственными судьями, без всякого иностранного вмешательства, в отношении того, какому он должен быть подвержен обращению, и того, какова будет его судьба».

Несомненно, это — бельгийский ответ. В Брюсселе решили, что с устранением центрального правительства Патриса Лумумбы сложилась иная политическая обстановка, дающая возможность по-новому подойти к разрешению конголезского кризиса. Прежде всего — окончательно парализовать ООН, взять инициативу в свои руки, поставить вопрос на бельгийские рельсы. Теперь усилия направлялись на то, чтобы сгладить или совсем ликвидировать разногласия между Леопольдвилем и Катангой: сейчас можно налаживать нормальные взаимоотношения «независимой Катанги» с Леопольдвилем, где нет уже Лумумбы. Ввязать Катангу в уголовное и скандальное дело с Лумумбой — значит перекинуть мост между Элизабетвилем и Леопольдвилем, Касавубу и труппы Бинзы. Такое соучастие в преступлении как нельзя лучше устраивало Бельгию, тем более что сама она оставалась в тени — с развязными заявлениями выступали» конголезцы, а не официальные чины Брюсселя.

Немаловажную роль в подготовке кровавой драмы сыграла и психологическая, моральная атмосфера, созданная вокруг имени Патриса Лумумбы. В кругах бельгийских и некоторых африканских физическое уничтожение премьер-министра не считалось чем-то предосудительным.

Этим моральным поощрением убийства Патриса Лумумбы, предусмотренной безответностью и объясняются циничные признания очень многих бельгийцев и наемников из других европейских стран в совершении преступления. «Это я убил Лумумбу!» — заявляли они в прессе, словно выдвигая себя на премии. Говорили не перед следственной комиссией, не перед судом, не по принуждению, а по своей собственной инициативе, чтобы на клейме — «убийца Лумумбы» — нажить какой-то капитал!